моим мыслимым взором, как никогда ясно всплыли из глубин памяти. Я сижу в кабинете следователя и вот уже около двадцати минут ожидаю его появления. Глядя в окно на хмурое осеннее небо, немного успокаиваешься.
Приходится смириться со своей незавидной участью, потому как понимаешь в этот момент, что кому-то сейчас еще хуже, чем тебе. Но, обдумав все как следует, приходишь к выводу, что хуже уже некуда. Обшарпанные стены кабинета — неужели у них не хватает денег на элементарный косметический ремонт? — нагоняют скуку, отнюдь не настраивая на теплое общение и дружескую беседу с хозяином этого помещения.
А так хочется заботы, ласки и понимания, чтобы чья-нибудь сильная мужская, может, даже и волосатая, рука обняла тебя за плечи. Ага, сейчас, как же. Люди, понимаешь ли, из сил выбиваются, чтобы быстрее выйти на след заказчика, а она тут нюни распускает!
«Ну хватит, хватит», — подумала я. Что-то меня уж очень занесло. Можно сказать, не на шутку потянуло на юмор. Это так — маленький каламбур. Но, поверьте мне, от этой тоски зеленой можно завыть волком и кинуться в окно.
И вот в ту секунду, когда я уже представила себе все это, дверь распахнулась, и в кабинет стремительно вошел мужчина лет сорока пяти, высокий, немного полноватый — но это даже ему шло.
— Старший следователь Сухов, — быстро представился он и буквально с лету плюхнулся в свое кресло. — А вы Охотникова Евгения, — сказал он, все также молниеносно доставая из футляра очки.
— Она самая, собственной персоной, гражданин начальник, — попыталась я немного разрядить обстановку перед серьезной беседой, но Сухов явно не был расположен шутить.
— Юморить будем потом, а сейчас нам предстоит совсем не шуточный разговор.
Я понимающе кивнула головой и стерла как можно быстрее с лица улыбку, оказавшуюся совсем не к месту и не ко времени. Затем он раскрыл папку с делом, которую принес с собой, и стал перелистывать не спеша материалы, все время что-то бормоча себе под нос.
— А что случилось со следователем, который вел дело до вас? — поинтересовалась я. Меня действительно занимал этот вопрос, я бы даже сказала, немного беспокоил.
Сухов взглянул на меня поверх очков, на минуту оторвавшись от своего занятия, и ответил:
— Его отстранили от ведения расследования, — ответ был исчерпывающим, по его представлению. Потому что он ничего к этому не добавил, а лишь снова углубился в чтение документов. Меня эта отмашка с его стороны не устраивала, и я задала еще один вопрос:
— Он чем-нибудь не угодил начальству? В чем-то провинился?
Старший следователь захлопнул папку и уставился на меня. После непродолжительной паузы он произнес:
— Не будем вдаваться в излишние подробности. По-моему, с вас уже и так достаточно информации по этому поводу, — вежливо и мягко поставил он меня на место.
— Хорошо. Не будем, так не будем, — развела я в недоумении руками, а потом спросила:
— Меня в чем-либо обвиняют, или я приглашена в качестве свидетеля?
— Голословные обвинения в ваш адрес со стороны господина Сенцова… — Сухов постучал пальцами по столу, отвернулся от меня и уставился в окно, затем продолжил:
— Мы не воспринимаем. Вас пригласили в качестве свидетеля. Может быть, — пока как свидетеля, дальнейший ход дела покажет, — следователь провел ладонью по своим редеющим волосам, встал из-за стола и, подойдя к окну, сложил руки на груди. — Вы единственный человек, — продолжал он говорить не спеша, — который остался в живых после встречи с убийцами.
Сможете ли вы при удобном случае опознать их?
Я, не задумываясь, выпалила:
— Конечно, смогу! Они расстреливали нас практически в упор. Что же я, по-вашему, не разглядела их мерзких и тупых рож? Я видела одного из них, ну вот практически.., как вас, — и я показала рукой расстояние от меня до окна.
Затем были вопросы о том, не встречала ли я их когда-нибудь до этого происшествия, не заметила ли чего-нибудь подозрительного по пути к грузовому лифту и так далее и тому подобное.
Мы беседовали около получаса.
Затем он поблагодарил меня за сотрудничество и, извинившись за причиненные беспокойство и неудобство, уже было попрощался. Я почти находилась около двери, когда Сухов остановил меня, вспомнив еще кое-что.
— Ах да, совсем забыл, — начал он. На его лице вдруг появились печаль и озабоченность, как бывает, когда хотят сказать пренеприятные известия. — Лицензионная палата отозвала ваше разрешение на ведение частного охранного бизнеса. Кажется, там выявили кое-какие нестыковки при заполнении вами налоговой декларации. Большие недочеты с вашей стороны. Стоит заглянуть в налоговую инспекцию.
Это известие привело меня в легкий шок.
Сухов успокоил меня:
— Сильно можете не переживать, по-моему, это все проделки старого знакомого вашего, Сенцова. Уж очень яро он взялся за вас. Думаю, что все несколько раздули и проблем с улаживанием конфликта не будет. Вскоре все выяснится, не без вашего участия, разумеется.
Мне осталось только тяжело вздохнуть и поблагодарить его за слова поддержки и поинтересоваться:
— Спасибо, конечно, что верите мне. Но я еще хотела бы узнать, не отменили ли мне разрешение на оружие: хранение и применение?
— Нет, — Сухов отрицательно завертел головой, — такого распоряжения не выдавалось.
