пахло, участие команданте оказалось весьма существенным: без паспорта КЛ.Авила не могла бы осуществить свой план.
Вернувшись из последней поездки в Индию, она окончательно поняла, что родители ее покинули («они навсегда распрощались со мной»), тогда же, как будто этого было мало, закончилась ее казавшаяся вечной связь с Сантьяго Бланко. Классический ультиматум одинокой женщины женатому мужчине и столь же классический отказ. Она вошла в полосу тяжелого кризиса и решила пережить его в Сан-Франциско, рядом с сыном и тетей Джейн. Однако эта поездка стала для нее фатальной: только что потеряв большую любовь, она узнала, что потеряла и сына, который, повзрослев, стал неуправляемым и изводил ее всякими злобными выходками. Тогда же она пережила еще одно страшное потрясение: три субъекта ворвались ночью в дом тети Джейн, когда Кармен была одна, напали на нее и изнасиловали. Множественное насилие, констатировал обследовавший ее врач. Неделю спустя Кармен вскрыла себе вены, но тетя вовремя обнаружила ее и спасла. После долгого периода восстановления она решила, что Чили может стать ее судьбой— в Мексику она не хотела возвращаться. Новая встреча с Томасом Рохасом оказалась для нее спасением. Она не только ощутила себя наконец любимой и защищенной, но и вернула Висенте, чтобы не отпускать до самого дня его свадьбы, когда он уже крепко стоял на ногах. Тем самым она избавилась от чувства вины за то, что в первые годы жизни лишила его отца. В Чили воспоминания о былых страданиях не посещали ее, и она была безгранично благодарна ректору. Правда, она никогда не испытывала к нему той безумной страсти, которая связывала ее с Сантьяго Бланко, но была верной и преданной женой. В первое время ей это даже нравилось, и, теряя собственное «я», она тем не менее сознательно шла на уступки, чтобы забыть черные дни в Сан-Франциско, ставшие для нее средоточием всех ее бед.
Однако по прошествии времени трудности возникли снова. Стой минуты, как она вернулась в Чили, ее преследовало неотвязное воспоминание о маленькой девочке из Хенераль-Круса, сосавшей материнскую грудь в момент, когда совершилось убийство, и явившейся прообразом знаменитого частного детектива Памелы Хоторн. Оно превратилось в навязчивую идею и в конце концов привело Кармен к Глории Гонсалес, невольной свидетельнице преступления. Та стала секретарем писательницы, работала в особняке Лас- Кондес, который, как я и предполагала, Кармен ненавидела, и все шло своим чередом до тех пор, пока спустя шесть лет после женитьбы — все эти годы Кармен не общалась с Сантьяго Бланко, — Томас Рохас не купил дом на курорте в Качагуа. Неприязнь Кармен к этому месту привела к тому, что Глория ее заменила: поездки туда на выходные открыли простодушной кузине и секретарю жены, которая к тому же была на десять лет ее моложе, дорогу в постель ректора. (По словам писателя Робледо Санчеса, Кармен ненавидела Памелу Хоторн.) Думаю, именно тогда К.Л.Авила била тарелки об стену.
Хотя кризис был преодолен и Глория Гонсалес отправлена обратно на юг, ректор уже не мог справиться с маленьким пороком, разбуженным в нем молоденькой девушкой. Потом это были подруги дочери, которых она по молчаливому сговору с отцом приглашала в дом на побережье, надеясь, что это приведет к свержению с престола ее мачехи. Всегда находилась кандидатка, почитавшая за честь провести ночь в объятиях ректора. Кармен делала вид, что не замечает происходящего, и выжидала. Возможно, она терпела все это ради Висенте, но когда сны стали единственной отдушиной, а пробуждения превратились в кошмар, она обратила взоры к своей большой любви — Сантьяго Бланко. Как можно было столько ждать, сказал он, когда они возобновили отношения во время ее приезда в Мехико с единственной целью— повидать его. Позже они встретились во Франкфурте, и роман продолжился, будто они только накануне расстались. Потом он приехал в Чили якобы по издательским делам, а на самом деле желая повидать Висенте, и именно она представила читателям его новый роман. Сын играл для них обоих какую-то особую роль, которую я до конца не смогла расшифровать. Между тем муж чувствовал себя все более виноватым, несмотря на увлечения, он любил ее и не хотел потерять. Ощущение вины сделало его мягким, предупредительным и сговорчивым, как никогда. Так прошли три последних чилийских года К.Л.Авилы. Она ждала, изображая полное равнодушие и отсутствие каких бы то ни было чувств.
Получив знак свыше в виде разбившегося в Гватемале самолета, на котором должна была лететь она, Кармен отправилась не в Чили, а в Мексику. Жизнь подарила ей еще один шанс. Обсуждая это с Сантьяго Бланко, она вспомнила Свифта: «Когда я был молод, мне казалось, я могу допрыгнуть до Луны», — и тоже решила прыгнуть. В то время она воспринимала мир скорее разумом, чем чувством, и доказывала, что не может более полагаться на слепой случай: «С сегодняшнего дня начинаю себя любить и не позволю отнять то, что отпущено мне судьбой».
Как объяснил Сантьяго Бланко, судьба отпустила ей не так уж много: возможность собрать воедино все счастливые минуты, дышать полной грудью, сознавая, что чудом избежала смерти, бесхитростно наслаждаться жизнью. Но невозможно наслаждаться, находясь в подвешенном состоянии, нужно на что-то решиться. Сантьяго Бланко предложил сопровождать ее в этом рискованном предприятии, но, когда момент настал, не смог выйти из своего официального образа, расстаться с привязанностями и выгодами, которые сулил привычный мир. Ее, в свою очередь, не устраивала история любви, рассказанная наполовину, однако она не отказалась от его услуг великодушного сообщника.
Они остались друзьями.
Во время поездки в Мексику — после Гватемалы— она приняла окончательное решение: покончить с К.Л.Авилой и взять себе другое имя. Они вместе отправились в штат Оахака, он купил дом в Пуэрто- Эскондидо, она — в городе. По словам Сантьяго Бланко, как только она увидела этот дом и прошлась по парку, выбор был сделан. Они тут же наняли архитектора, который не только выкрасил его в голубой цвет, но и переделал кое-что так, как ей хотелось. Им важно было быть рядом, видеться, знать, что можно рассчитывать друг на друга. Они определили дату; Висенте женится в середине ноября, потом будет книжная ярмарка в Майами. Приближался долгожданный момент, о котором К.Л.Авила мечтала очень давно, и последним толчком стал самолетик, разбившийся в Тикале.
В тот самый вечер в конце ноября 1997 года, о котором я столько всего передумала, Кармен из Майами улетела в Нью-Йорк, где пробыла больше месяца. Она легла в клинику и сделала все, на что Ана Мария Рохас считала ее неспособной. Проведя Рождество и Новый год в полном одиночестве среди суровой зимы, она сообщила Сантьяго Бланко, что готова к любым испытаниям. К.Л.Авила взяла курс на Эльдорадо.
Во всей этой долгой истории писателю не нравилось только одно: поскольку ни он, ни Томас Рохас не являлись ни причиной, ни поводом для принятия К.Л.Авилой ее последнего решения, его миссия свелась к роли свидетеля. Свидетеля защиты.
Эпилог
В тот вторник, первый день моего расследования, — кажется, это было сто лет назад— я сразу засомневалась, что К.Л.Авила убита, похищена, покончила с собой или умерла естественной смертью. Я почувствовала это, глядя на ее фотографию, — она здесь и в то же время будто отсутствует, лицо не выражает ни грусти, ни радости. Я ощутила это, когда Хеорхина, служанка Томаса Рохаса, показала мне ее гардеробную, отмеченную налетом шизофрении. Но окончательно я в этом усомнилась, прочитав «Странный мир». Я много раз спрашивала себя, когда К.Л.Авила могла узнать о британском коммерсанте Джиме Томпсоне и его исчезновении в Малайзии, не он ли подал ей эту идею и не было ли появление этой истории в ее последнем романе неким символом, предупреждением, ключом, но ответов так и не нашла, хотя слова «бегство», «уход», «уединение», «изгнание» прочно засели в голове. Короче говоря, я всегда предполагала, что она жива и исчезла по собственной воле. Но, поскольку предположения не должны мешать расследованию, я изучила все возможные варианты.
