которая ждет только сигнала, чтобы покарать изменников Велесовой правде.
— Ого, — прозвучал за спиной Торусы насмешливый голос, — это кто же нам угрожать вздумал?
Торуса по голосу узнал Рогволда, а потому не стал оборачиваться. Сидел и смотрел пристально на явно воспрянувшего духом при появлении союзника Богдана. Князю Берестеня пришлось обходить стол и садиться одесную хозяина, чтобы взглянуть в глаза старому другу.
— А мы тебя вчера вечером ждали с Богданом, — сказал Рогволд.
— Ждали вы не меня, — усмехнулся Торуса, — и не дождались. А с тебя особый спрос будет, боготур Рогволд. Ты Берестень бросил в тяжкий час.
— Ничего с тем Берестенем не случится, — лениво протянул Рогволд. — Я прибыл в стольный град, чтобы помочь захворавшему князю Всеволоду в его борьбе против даджана, с которым и Вузлев, и ты, боготур Торуса, в сговоре.
— А разве Всеволод сказал свое последнее слово в отношении Драгутина и Вузлева?
— Не во всем Великий князь волен, — хмуро бросил Рогволд.
— Не рановато ли ты в судьи полез, боготур? — насмешливо спросил Торуса. — И Всеволод еще жив, да и охотников утвердиться на великом столе с избытком.
— Я свое место знаю и все делал если не с прямого согласия Всеволода, то ему на пользу.
— Это даже более правда, чем вы с Богданом думаете, — усмехнулся Торуса. — Но вы упустили одно: кому-то ведь придется отвечать за содеянное. Должен же Великий радимичский князь оправдаться в глазах Великого князя Яромира за смерть его сына. Ты, боготур Рогволд, самая подходящая цена за княжий недосмотр. А если волхвы потребуют плату за головы боготура Вузлева и его товарищей, то Великий князь Всеволод, с тяжелым сердцем конечно, вынужден будет казнить брата своего Богдана.
— Все ты лжешь, Торуса, — вскочил на ноги Богдан. — Не замышляли мы ничего худого против брата Всеволода.
— Сядь, — резко бросил в сторону Богдана Рогволд, — не мешай разговору.
— Борислава в стольном граде нет, — спокойно продолжал Торуса, — и тебе, Богдан, достанутся все шишки. Зачем ты вообще полез в заговор, если ты брат Великого князя и останешься им, кто бы ни сидел на великом столе, Всеволод или Борислав? Драгутину известно все о заговоре Сухорукого, и за спиной у даджана рать в пять тысяч воинов. При таком раскладе князю Всеволоду ссориться с ним не резон. Наоборот, как только в детинце узнают, что Драгутин избежал ловушки, там сразу же раскроют ваш заговор, и боготур Скора по слову князя Всеволода разорит твою усадьбу, Богдан, и предаст здесь всех мечу. Просто из предосторожности, чтобы обитатели этого терема не наболтали лишнего.
— Это ты предупредил Драгутина? — прищурился на боготура Рогволд.
— И тем самым спас тебе жизнь, — холодно отозвался Торуса. — Вы с Богданом всего лишь разменная монета в большой игре. Всеволоду действительно мешает боярин Драгутин, но не в интересах Великого радимичского князя война с князем Яромиром.
— Ты клевещешь на моего брата Всеволода! — выкрикнул Богдан.
— Ой ли, — усмехнулся Торуса. — Ты загляни в свою душу, Богдан, много ли там любви к брату, так почему Всеволод должен питать к тебе добрые чувства? Возможно, князь не все знает о ваших с Бориславом намерениях, но знает он достаточно, чтобы повесить тебя с легким сердцем.
В задумчивость после слов гостя впали оба — и Рогволд, и Богдан. Торуса не поручился бы, что все сказанное им за этим столом — правда, ибо чужие мысли он читать не научился. И тем не менее он не считал, что ради спасения Вузлева оболгал Всеволода. Ибо Великий князь был не настолько прост, чтобы поверить показаниям вилявой женки Рады. И даже ревность Всемилы не заставила бы Всеволода начать охоту на даджана, если бы он не видел в этом своего личного интереса.
— Боготуров вином опоили? — спросил Торуса у призадумавшегося Рогволда, который только криво усмехнулся в ответ.
— Отпустите их, — негромко бросил Богдан своим мечникам.
Ждать пришлось недолго. Торуса не успел осушить кубок, как в дверях возникли Вузлев и трое его товарищей, безоружные, но на все готовые. Если судить по лицам, то ярость их просто распирала.
— Вино оказалось слишком крепким, — развел руками Рогволд. — Мы с Богданом только-только очухались. Не иначе какая-то вражина подсыпала в вино сон-травы.
— Ладно, Рогволд, — зло прищурился Вузлев, — сочтусь я когда-нибудь с тобой полной мерой за это вино. А с тобой, Богдан, за запоры.
— Какие запоры? — изумился Рогволд. — Да вы что, боготуры? Я понимаю, ближникам Велеса срамно напиваться до полного бесчувствия, но вины хозяина в этом нет. У вас своя голова на плечах. А если начнете напраслину возводить на Богдана, то я всем скажу, что боготуры Вузлев, Соколик, Любомир и Синегуб два дня беспробудно пили, а после спали. Ныне же плетут непотребное, чтобы срам свой прикрыть и оправдаться в бесчинствах.
На лицах молодых боготуров читалось явное желание пустить в ход кулаки, но Вузлев уже, похоже, сообразил, что объяснение, придуманное Рогволдом, не самый худший выход из создавшейся ситуации и что до поры до времени его следует принять.
— Отдайте боготурам оружие, — распорядился приободрившийся Богдан.
Присесть к столу боготуры наотрез отказались и, разобрав оружие и бронь, направились к выходу. В отличие от них, Торуса любезно раскланялся с хозяином, а Рогволду сказал на прощанье:
— Я бы на твоем месте поспешил в Берестень, а стольном граде тебе делать нечего.
Рогволд открыл было рот для возражения, но Торуса его слушать не стал и покинул гостеприимный Богданов терем вслед за рассерженными боготурами. Садясь на подведенного расторопным челядином коня, Вузлев спросил у Торусы:
— Это Сухорукий нам наворожил?
— Дело не только в Бориславе, но и во Всеволоде, — негромко бросил Торуса.
Вузлев соображает быстро и, надо полагать, без подсказки товарища догадается, зачем князю Всеволоду понадобилось изолировать, а в будущем, возможно, и устранить близких к кудеснику Сновиду боготуров.
— Зачем ты вообще сюда полез? — спросил Торуса, выезжая в распахнутые ворота.
— Рогволд обещал показать нам женщину, которая возвела напраслину на Драгутина. Я ведь Рогволду верил как самому себе. С малых лет кашу хлебали из одного котелка.
— Ныне у каждого каша своя, — горько усмехнулся Торуса.
Вузлев промолчал, тяжело, видимо, переживая измену Рогволда. Сновидов внук самолюбив и неожиданное пленение переживает болезненно. Рогволд, хорошо знающий Вузлева, правильно рассчитал, что старый его товарищ не станет распространяться о своей промашке на каждом углу. И уж тем более не станет требовать у Великого князя наказания обманувших его людей. В создавшейся ситуации Рогволд без труда выведет Вузлева на всеобщее посмешище.
— Скора знал, что мы у Богдана? — спросил Вузлев.
— Знал, — не стал кривить душой Торуса. — Мне он советовал не совать нос в чужие дела.
— А ты все-таки сунул?
— Вспомнил о каше, — усмехнулся Торуса. — Я ведь не князь и на великих столах мне не сидеть.
Вузлев нахмурился, очень может быть, понял, что не только в Рогволдов огород бросил сей камешек Торуса. Вузлевовы родовичи всегда были не в меру горделивы и стремились к первенству в радимичской земле, не считаясь ни с заведенным рядом, ни с вечевым приговором.
— Борислав поднял урсов и привлек на свою сторону старейшин многих радимичских родов, — сказал Торуса. — Ган Митус прислал хазар. Берестень они либо взяли, либо вот-вот возьмут.
— Мы ждали мятеж и готовились к нему, — спокойно отозвался Вузлев.
— Вижу, как вы готовились, — зло отозвался Торуса. — Все рубежи открыты, боготур Вузлев под запором у Богдана, а Великий князь в раздумье, чью голову рубить первой. Печенеги Ачибея на подходе.
— Ган Ачибей не пойдет в набег зимой, — возразил Вузлев.
— По-твоему, Сухорукий с Митусом совсем без ума люди, если заварили эту кашу без надежды на подмогу? Я прошел лесом от своего городца до стольного града за два дня. И печенегам больше времени не понадобится: землю прихватило морозцем, а снежный покров едва ли по щиколотку. Не знаю, как вы
