гостеприимный, сиял добродушием, но в душе его копошилась злоба. И опасение было — как бы первые ближники кагана не вырвали кусок из его горла.
Ган Митус, муж невеликого роста, но дородный, с хитроватым прищуром заплывших жиром глаз, тяжело отдувался после обильной пищи и немалой толики вина, принятой за пиршественным столом. Сам ган Горазд, уступив место во главе стола Митусу, скромно сидел одесную Битюсова ближника. Ошуюю расположился Ицхак Жучин, человек молодой, приятной наружности, улыбчивый и доброжелательный в отношении не только ганов, но и простых мечников. Ган Горазд, хоть и не был близко знаком с Жучином, но немало был о нем наслышан, а потому его улыбкам не верил.
Князя Будимира по младости лет за стол сажать не стали, но гостям показали. Ган Митус облобызал ребенка жирными губами, а Ицхак подарил ему зверя, вырезанного из камня. Дружина же малого князя была допущена к столу вперемешку с хазарами Митуса и Горазда.
Ган Митус, насытив утробу, высказал немало лестных слов в сторону как Будимировых мечников, так и Гораздовых хазар, а также выразил глубочайшее сожаление по поводу безвременной кончины князя Твердислава, чем свел на нет все предыдущие похвалы. Ибо сидевшие за столом мечники и хазары не могли не чувствовать своей вины за случившееся. Сила, конечно, на детинец навалилась немалая, и застала она его защитников врасплох, но ведь и сопротивления никто не оказал. В словах Митуса, вроде бы хвалебных, многим почудилась насмешка. Во всяком случае, ган Горазд воспринял слова гостя именно так и затаил обиду. Словом, пир не задался. Мечники, привыкшие к простым шуткам Твердислава, двусмысленные речи гана Митуса воспринимали с трудом, а потому помалкивали, налегая на вино и брагу. Сильно пьяных за столом не было: и Будимировы мечники, и Гораздовы хазары чувствовали себя за столом как в гостях, правда, неясно, у какого хозяина.
— Каган Битюс надеется, что берестяне не станут терпеть бесчинства, творимые даджанами на радимичских землях, и осудят Великого князя Всеволода, лишившего безвинно жизни своего родовича по наущению пришлых людей. Каган же со своей стороны обещает берестянам поддержку и защиту.
Брех с Глуздом, сидевшие неподалеку от гана Горазда, переглянулись. Похоже, каган Битюс решил поквитаться с божьими ближниками и ищет теперь застрельщиков опасного дела. Но в застрельщиках Твердиславовым, а ныне Будимировым мечникам ходить не хотелось. Пока это каган Битюс подойдет с помощью, а за это время князь Всеволод трижды успеет головы снять с мятежников.
— Так ведь нет прямой вины Всеволода в смерти Твердислава, — осторожно заметил Брех. — Это волхвы осудили его на смерть.
Слова Бреха мечники встретили одобрительным гулом. Хазары Горазда помалкивали, да и сам он не сказал в поддержку Митуса ни слова.
— Князь Всеволод хитрит, — поморщился толстый ган, — а сам за вашими спинами науськивает боготура Рогволда, который собрал под свою руку немалую силу и готовится к напуску на город.
— Если Рогволд пойдет на нас войной, то мы скажем свое слово, — отозвался Брех, — но задираться самим нам незачем.
И опять угодил Брех своим товарищам мечникам, огорчив при этом знатного гостя. Впрочем, ган Митус вслух своего огорчения высказывать не стал, а предложил пустить по кругу прощальную братину за здоровье кагана Битюса. За кагана выпили стоя и молча сошли от стола. Пора было и честь знать. Да и разговор принимал оборот, для многих нежелательный.
— Торопишься ты, ган, не в обиду тебе будет сказано, — вздохнул Горазд. — Не совладать нам со Всеволодом теми силами, которые у нас есть.
— Ты уже решил, что я тебя брошу на Всеволодовы городцы? — засмеялся Митус. — Не для того я завел этот разговор, чтобы ополчить трусливых людишек против Всеволода, а для того, чтобы мои слова дошли до ушей Великого князя и отбили у него охоту к союзу с даджанами и новгородцами. Князь Всеволод человек осторожный, чтобы не сказать трусоватый, и, прежде чем собраться в поход, сто раз подумает. Вот я и подбросил ему пищу для размышления.
Жучин захохотал, показав два ряда великолепных зубов, которыми можно было разгрызать не только мясо, но и кости. Горазд сердито покосился на развеселого купца, но не стал высказывать своего недовольства вслух.
— Почему бы кагану прямо не сказать берестянам, что он берет их под свою руку?
— А какой прок кагану от одного города? — Митус поморщился и отставил кубок в сторону.
— У кагана хватит сил не только на Берестень, — возразил Горазд.
— Кто ж спорит? — пожал плечами Жучин. — Но для того чтобы подмять под себя города, их придется жечь и зорить. Кагану достанутся одни головешки.
— Князья не пойдут добром под руку кагана и не откажутся от правды славянских богов, — махнул рукой Горазд.
— Нам не князья нужны, а обыватели, — сказал веско Митус. — Обыватель пойдет за тем, кто даст ему защиту и порядок. Ближников богов славянских следует избыть с этих земель не силой, а хитростью. Для этого нужно, чтобы простолюдины от них отвернулись и направили свои взоры на кагана. Ты, ган Горазд, Берестень под себя взял с умом, и каган тобой доволен, но если будешь здесь сидеть сиднем, то город у тебя из рук вырвут. Про боготура Рогволда я ведь сказал не шутя. Он готовится к захвату Берестеня, об этом у меня имеются верные сведения.
Про Твердиславова брата Горазд, конечно, слышал, но в расчет его не брал. Стены Берестеня крепки, защитников достаточно, и взять его с наскока не только Рогволду, но и князю Всеволоду будет непросто.
— Затевают что-то божьи ближники, — задумчиво проговорил Митус. — Не худо бы вызнать, что именно, ган Горазд. Ицхак тебе поможет. Прислушивайся к его словам, худого он тебе не присоветует.
Горазд в этом как раз не был уверен, но не стал спорить с Митусом. Молодой ган подосадовал на то, что Митус с Жучином, прожив в этих краях всего лишь семидницу, знают о том, что делается в округе, больше, чем он. Конечно, у Митуса и Жучина в окрестных градах и весях туча соглядатаев, но кто мешал Горазду подобными людишками обзавестись.
Объевшийся на пиру ган Митус отправился отдыхать, а Жучин остался и теперь лениво тянул из кубка красное вино, кося на Горазда насмешливыми глазами. Горазду чужак не нравился, но выставлять напоказ свою нелюбовь он не торопился. Ицхак богат, близок к кагану и, коли озлобится на Горазда, много крови ему сможет попортить.
— Не могу понять, Ицхак, что вас, иудеев, держит в наших землях. — Горазд поднялся и прошелся по гридне, разминая затекшие члены. — Золота у тебя с избытком, отъехал бы в чужие земли и доживал бы свой век в покое.
— Я еще слишком молод, Горазд, чтобы мечтать о покое. Да и люди в иных краях нисколько не лучше, чем в славянских землях.
— Что же они там, совсем без правды живут?
— Правда, к сожалению, у каждого своя, — вздохнул Ицхак.
— А ты хочешь, чтобы все по слову твоего бога жили?
— Один ряд на всей земле — к выгоде купца, — кивнул головой Жучин.
— Выгода купца для иных-прочих может полным разорением обернуться.
— И это бывает, — согласился Ицхак. — Но ты не будь олухом. Отдельные люди, случается, разоряются, но в целом край только богатеет.
— Отчего же тогда разорились славянские города? — прищурился Горазд.
Ицхак засмеялся и отставил кубок в сторону.
— У тебя есть ценный дар, ган, который редко встречается в людях, — ты любое слово подвергаешь сомнению. Люди обычно падки на посулы, а того не понимают, что посулы в мошну не положишь. Разоряли мы славянские города по приказу кагана, ибо в богатстве этих городов сила божьих ближников.
— А иной силы ты за ведунами не видишь?
— А в чем та сила? — удивился Ицхак.
— В правде славянских богов.
— Бог один, Горазд, и он на моей стороне.
— И в чем же правда твоего бога?
— Правда в том, что люди должны жить по заветам, моим богом установленным, и всем, кто против его
