надо признать, в росте он сильно подтянулся и в плечах стал шире.
— Ты что, пировал за кагановым столом? — не выдержал похвальбы братана Искар.
— С каганом я не пировал, а вот с ганом Митусом за одним столом сиживал.
— И уж конечно в навершье, одесную гана? — ехидно усмехнулся Искар.
— Одесную гана Митуса сидел ган Горазд, — вздохнул Осташ, — а меня пока сажают в охвостье. Зато я к ганше вхож, Злате Твердиславовне. Души она во мне не чает.
Искар засмеялся, хотя похвальба Осташа, дойди она до Гораздовых ушей, могла бы дорого стоить неразумному отроку. Но с Осташа Искаровы предостережения как с гуся вода. Скалит зубы да заливается соловьем.
— Ты меня держишь за несмышленыша, — ухмыльнулся Осташ в пробивающиеся усы, — а я, между прочим, не такой простак, каким кажусь. Дай срок, украду ганшу, и поминай как звали.
— Ты совсем ума лишился, отрок, — возмутился Искар. — Зачем тебе чужая жена, когда кругом полно девок. Виданное ли дело, чтобы гану служить, а на ганшу глаз положить. Не по чести хочешь жить, Осташ, против правды славянских богов. Данбор этого не одобрит.
— А Горазд, думаешь, живет по чести? Прибрал к рукам чужой город, несмышленую девку умыкнул из семьи, старшего не спросив. Если бы ган жил по правде славянских богов, я не стал бы в его дела вмешиваться, но Горазд чужому богу поклонился, отринув обычаи щуров. Злата из семьи давних Велесовых ближников, каково ей жить с человеком, который готовит каверзу Скотьему богу?
— Это она тебе сказала, что не хочет за ганом жить?
— Она несмышленая, ей пятнадцать лет всего. Я сам рассудил.
— Глупо рассудил, — пыхнул гневом Искар. — Смотрю я на тебя, Осташ, и диву даюсь: вырос в орясину, а ума не набрался. Да разве родовичи князя Твердислава согласятся отдать его дочь за простолюдина? Замахал серый селезень крылами на белую лебедицу, а из него все перья повыщипали. Надо подать весточку Данбору, чтобы забрал тебя в сельцо, а то ты в городе лишишься не только разума, но и головы.
Осташ в ответ на братановы слова только самодовольно улыбнулся и прищурил искрившийся весельем и хитростью левый глаз. Упрямством Осташ пошел в Данборову породу, а вот ума при дележке ему не хватило. И пропадет он по глупости ни за куну.
— Я ведь сразу догадался, почему меня Горазд взял в хазары, — понизил голос Осташ. — Не я ему понадобился, а ты.
— А откуда он обо мне знает? — удивился Искар. — Ты, что ли, наболтал лишку?
— Туча по всему городу чесал языком. Шатун-де у нас объявился и увел своего шатуненка.
На постоялом дворе в эту пору было многолюдно. Сгрудились тут и мелкие купчики, завершившие под вечер торг, и городские стражники, дождавшиеся ночной смены. Ор под низким потолком стоял невыносимый. Искару не хотелось толкаться среди разгоряченных брагой людей, но Осташ чувствовал себя здесь как рыба в воде. Весело огрызнувшись на вздумавшего ему перечить коробейника, он освободил место за столом и для себя, и для Искара. Судя по всему, Осташа на постоялом дворе знали как исправного плательщика. Не успел Искар глазом моргнуть, как перед ним водрузили блюдо со свининой, а в глиняную кружку потекла душистая медовая брага. Городские стражники косились на молодого хазара и его спутника недружелюбно, но в перепалку не вступали. О мелких торговцах и говорить нечего — эти, похоже, просто побаивались наглого пришельца.
— Чего твой ган от меня хочет?
Осташ со старанием почесал затылок, словно у него от этого чесания должно было прибавиться ума.
— Сколько ни пытался вызнать, ничего не выходит. Сорока, гад вилявый, только носом крутит да улыбается сладенько. Мы тебя с зимы ищем. Я тебе даром, что ли, мигал, когда мы встретились во дворе детинца, а ты, вместо того чтобы пройти мимо, полез обниматься.
— Откуда мне знать, почему ты моргаешь?! — возмутился Искар. — Может, тебе соринка попала в глаз или от радости решил уронить слезу.
— Да уж конечно, залился слезами, тебя увидев, — хмыкнул Осташ. — Так за каким лешим тебя занесло в детинец?
— Вызвался проводить в город женщину, чтобы ее бродяги не обидели.
— Не умеешь ты врать, братан, — засмеялся Осташ. — А от меня зря таишься. Кому тебе еще довериться, как не мне.
Искар не был уверен, что Осташу можно довериться, и даже не потому, что сомневался в его умении хранить тайны, просто не хотел втягивать родовича в дела сомнительные и по своим последствиям просто страшные. Если бы речь шла только о людях — тогда другое дело, но беда была в том, что слишком много нечисти резвилось вокруг Искара, и не простодушному отроку с ними тягаться. Впрочем, Осташ на поверку оказался не таким уж простодушным, как прежде думал о нем Искар, и, кажется, без помощи братана успел ввязаться в дела, от которых ему следовало держаться подальше.
— Не для чужих ушей этот разговор. — Искар кивнул на многочисленных посетителей постоялого двора. — Оставим его для другого раза.
— Если ты такой скрытный, — сказал Осташ, поднимаясь из-за стола, — то пойдем в места более укромные, где чужих ушей меньше.
На утихомирившийся город уже падала теплая летняя ночь. Искар с удовольствием вдохнул полной грудью свежий воздух. Небо над головой светилось мириадами светляков, призывая доверчивых людей окунуться в свою бездонную глубину. Искар, однако, не числил себя среди доверчивых и боялся темных омутов. Манят они человека своей таинственной сутью, а потом вдруг смыкаются над головой, отрезая дорогу обратно, в привычный с детства мир.
— Мне в детинце одного человека повидать нужно. Зовут его Брехом. Меня к нему послал Рогволд.
— Это к Бреху-то?! — удивился Осташ. — Не советую тебе, Искар, с ним связываться. Он один из самых преданных псов Горазда. Кабы не Брех с Глуздом и Синягой, то не видать бы гану града Берестеня как своих ушей.
— А Рада пошла на встречу к этому Глузду, — расстроился Искар.
— Слышал я, что Рогволд без ума в голове живет, но не подозревал, что до такой степени, — разочарованно протянул Осташ. — Нашел с кем водиться. А женщина эта, помяни мое слово, вилявая. А ты зачем сунулся к Рогволду, есть и поумнее его боготуры.
— Звал меня к себе Торуса, что сел ныне в Листянином городце, но я отказался. А к Рогволду я случайно пристал и скоро уйду от него, у меня своих дел по горло.
— Прежде чем уходить от боготура, ты ему скажи, что хазар Осташ поможет ему взять город, но взамен пусть Рогволд мне отдаст Злату.
— Не отдаст он Злату за простолюдина! — возмутился Искар. — Выбрось ты из головы эти мысли, до добра они тебя не доведут.
— А у тебя отсохнет язык, коли поможешь чуток братану? — в свою очередь разозлился Осташ. — В первый раз прошу тебя помочь в серьезном деле, а ты заладил одно — не отдаст, не отдаст. Это сегодня я хазар, а завтра, может, в боготуры выйду.
— А еще через год станешь Великим князем, — усмехнулся Искар. — Когда это смерды выходили в боготуры? Стал хазаром, так им и оставайся. А то ганш ему подавай! Совсем ума лишился отрок.
— Был отрок, да весь вышел, — возразил Осташ. — А что до боготурства, то его, случалось, жаловали простолюдинам, за заслуги перед Велесом и его волхвами.
— Несешь невесть что. — Искар плюнул в сердцах. — Какие такие заслуги у тебя перед Велесом и его волхвами?
— А вот верну Берестень под руку Великого князя Всеволода, он и замолвит за меня словечко перед волхвами.
— Не тешь себя бреднями, баранья голова, — махнул рукой Искар. — Выбирай место по росту, чтобы не упасть с большой высоты.
— Так поможешь или нет? — рассердился не на шутку Осташ.
— Я тебя сколько раз выручал из беды? — напомнил Искар. — Ты ведь сызмала не искал броду. Кто тебя доставал из омута? Кто тебя тянул из болота? А кто вытаскивал из волчьей ямы?
