потому и искренности его цена куна.
— Но в наших землях он таких знатоков не нашел, — продолжал Торуса, — а потому и подался в чужие земли.
— Горелуха говорит, что ее сын пал от злой руки.
— Как же это он так оплошал? По слухам, Лихарь был оборотнем, я даже знаю людей, которые собственными глазами видели, как он превращался в зверя.
— Слабо верится, — ласково улыбнулся Лепок. — Я жизнь прожил длинную, а оборотней не встречал.
— А ты случайно не сопровождал боярина Драгутина в его скитаниях по радимичской земле двадцать лет тому назад?
— Я тогда при князе Яромире жил, — вильнул глазами в сторону Лепок.
— Выходит, я больше тебя знаю, — усмехнулся Торуса, — Лихарь не погиб на болотах, он ушел сначала в Хазарию, а потом в Персию. Искал, видимо, ключ к Слову. Мне рассказал об этом ган Карочей, которому в свою очередь поведал историю о Лихаре-оборотне человек по имени Бахрам.
Торуса готов был поклясться, что Лепку это имя хорошо знакомо, во всяком случае, тивун, услышав его, сначала дернулся, а потом побледнел.
— Я ведь не случайно завел этот разговор, — продолжал Торуса. — Видел я в стольном граде человека неславянской наружности, который присматривался к боярину Драгутину. Недобро присматривался. Мне надо было предупредить боярина, но я ведь не знал, что боярин подолгу жил в чужих землях и оставил там след.
Лепок промолчал, чем косвенно подтвердил подозрения Торусы, что далеко не все чисто вокруг Драгутина. Боярину есть что скрывать и от кудесников, и от Всемилы, и от своей сестры, не говоря уже о Торусе. А Горелуха вполне могла петь с голоса Драгутина. Очень может быть, что боярин, прятавшийся в то время в радимичских лесах, устранил Лихаря и под его именем отправился в Хазарию, а потом и далее, прихватив с собой Лепка. Лепок, конечно, о тех похождениях Драгутина не скажет даже под пыткой. Верный человек и, несмотря на внешнюю льстивость и угодливость, крепкий как кремень. Жаль, что тивун не столько боготуру служит, сколько боярину. А еще жальче, что Драгутин, скорее всего, такой преданности недостоин. В любом случае Торуса должен предупредить кудесницу Всемилу, что Шатуненок, возможно, единокровный брат ее дочери Ляны, которую ему прочат в жены. Смешение крови столь близких по отцу людей вряд ли будет угодно богам.
Глава 9
ГОСТЬ КНЯЗЯ РОГВОЛДА
Князь Рогволд, пребывавший в отвратительном состоянии духа, отмалчивался всю дорогу. Зато гана Карочея, не ко времени навязавшегося в гости, прямо-таки распирало от хорошего настроения. Болтал он без умолку. Рогволд в душе ярился на гана, но хранил на лице беззаботную ухмылку, дабы не ронять себя в глазах дружинников. Сердиться на Карочея было глупо, ибо никакой вины за скифом не числилось. К тому же рассказы гана были занимательны. Он рассказывал о кагане Битюсе, о его ближниках, о хазарских городах. Рогволд, увлеченный против воли болтовней скифа, потихоньку отходил мыслями от неудачного поединка и внимал Карочею со все большим удовольствием. В Берестень они прибыли почти друзьями. А друзей следует привечать соответственно статусу. Рогволд закатил пир на весь Берестень, благо суматошные Даджбоговы празднества еще продолжались. Озорничали они на пару с Карочеем столь усердно, что ближнему мечнику Зоре пришлось унимать расходившихся молодцов. Рогволд, хоть и был сильно пьян, увещеваниям мечника внял, тем более что и гость начал давать слабину.
Выбивать застоявшийся в головах хмель князь с ганом отправились в баню, прихватив расторопных холопок, бывших в банном деле большими мастерицами. Вместе с хмелем улетучилось и хорошее настроение Рогволда, а в сердце вернулась обида на кудесника Сновида, который вздумал покровительствовать смерду.
— Прежде о таком и не слыхивали, — поддакнул хозяину гость, — чтобы из смердов — в боготуры.
— Без даджана здесь не обошлось, — вздохнул князь, прикладываясь к ковшу с квасом. — В короткое время он всех охмурил, даже Сновида, не говоря уже о кудеснице Всемиле.
— Кудесницу он уже давно охмурил, — лениво протянул ган, — еще двадцать лет назад.
— Быть того не может!
— В Хазарии об этом знает каждая собака. Драгутин и Всемила склонили к согласию своих отцов, Яромира и Гостомысла.
— А князь Всеволод?
— Всеволод в этом раскладе лишний, — вздохнул Карочей. — Я ведь примчался, чтобы предупредить дядьку. Помяни мое слово, спихнут они Всеволода с великого стола и посадят на него Вузлева.
— Предки Вузлева никогда не сидели на великих столах.
— Зато Вузлев внук Сновида, а своя рубашка ближе к телу.
— Так им Всеволод и уступил великий стол, — криво усмехнулся Рогволд. — Да и вече вступится за князя.
— А за тебя вече вступилось?
— Ган Горазд захватил стол обманом, спрятавшись за спину малого Будимира, — огрызнулся Рогволд.
— Горазд в радимичской земле чужак, — возразил Карочей, не убоявшись боготурского гнева, — а Вузлев из радимичских старейшин. Многие роды его поддержат, особенно если не будет князя Всеволода.
— А куда он денется?
— Погибнет, отражая печенежский набег, — охотно пояснил Карочей. — А если не погибнет, то его обвинят в том, что он проспал этот набег, доверившись кагану Битюсу. Осташ только первая ласточка. Кудесник Сновид и далее будет набирать боготуров из простолюдинов.
— Зачем?
— А затем, что чужие они и князю Всеволоду, и радимичским старейшинам, и зависеть будут только от Сновида.
Здраво рассудил ган Карочей, настолько здраво, что Рогволд усомнился — со своего ли голоса он поет? Как человек прямой, князь Берестеня не преминул поделиться своими сомнениями с гостем, хотя и облек их в форму шутки. Карочей, однако, шутки не принял и ударился в откровенность:
— Я связан с Жучином. И не то чтобы я в купце души не чаю, но Ицхак человек разумный и к кагану из самых ближних.
— Жучин мне враг, — холодно отозвался Рогволд. — Он вместе с ганом Гораздом пытался вырвать у меня Берестень.
— Было дело, — не стал спорить Карочей. — Но ведь не Горазд с Жучином убили твоего брата Твердислава, и не по их вине ты ходил в изгоях. Неужели тебе чести будет больше, если женщина из твоей семьи замуж пойдет за смерда, а не за гана?
— Я слово Осташу дал, — нахмурился Рогволд.
— Так ведь над мужней женой ты не властен, — осторожно заметил ган Карочей, — а Злата, как ни крути, жена гану Горазду, который взял ее за себя славянским рядом, с соблюдением всех обычаев и с разрешения ее брата Будимира.
— Меня надо было спрашивать, а не Будимира, у которого еще молоко на губах не обсохло, — огрызнулся Рогволд. — Я старший в семье, и если он девушку взял без моего разрешения, то тем самым обиду нанес и мне, и семье, и всему роду.
— Была обида, — согласился с хозяином гость, — но ведь крови между тобой и ганом Гораздом нет. Город ты вернул под свою руку. А если ты отдашь Злату за смерда, то тем самым нанесешь обиду не только Горазду, но и всему хазарскому ганству. Зачем тебе столько врагов, князь Рогволд?
В словах скифа была своя правда. Конечно, в родстве с ганом Гораздом для Рогволда не много чести, но если рассуждать здраво, то такой зять лучше, чем простолюдин Осташ. Но не может же князь и боготур свое слово нарушить!
— А зачем нарушать? — удивился Карочей. — Отправь Злату на дальнюю усадьбу. И там уж не твоя вина будет, если она попадет в руки Горазда. Пусть тогда Осташ требует жену с гана, а ты будешь не против
