оказался кругленьким, упитанным, заплывшим жирком. Короче, симпатий не вызывал. Я доходяга ещё тот, кожа да кости, ни грамма лишнего веса, жирдяев не люблю. Только за это мочкануть можно.
— Ты русский? — выдал вдруг дрожащими губами, покрытыми налипшим снегом, толстячок.
Ого, вот это поворот! А впрочем, понятно куда он гнуть решил.
— Да побольше русский, чем ты, гнида. Давай чемодан!
— Да я ведь тоже русский, парень! — с дрожью в голосе сообщил он. — Мы же держаться друг за друга должны! Зачем ты с этим азером связался?
Я навёл ствол обреза на его мерзкую морду.
— Ты веришь в судьбу? — спросил.
— Он же кинет тебя. Бля буду, кинет!
Вот так, Борька. Забылись те ощущения, когда я тебя на тот свет отправлял, но видимо они такие же были. Могу ли я остановиться? Нет. И тогда не мог, и сейчас не могу. Это бездна — она тянет. Страшно хочется сделать шаг. И нет сил сопротивляться. Да и желания нет. И делаешь этот шаг. Ну что, примешь к себе в компанию ещё одну душу?
— Значит, не веришь…
— Да верю, я, верю! Как тебя звать, парень? А?
— Вершитель судеб. Я родился для того, чтобы ты сдох.
— Сколько он тебе дал? Копейки какие-нибудь. Я больше дам.
Я выстрелил.
Ничё патроны-то. Бронебойные. Вон как в глаз вошло! Дырища знатная. Блин, прикольно смотрится!
Вот и закончилась жизнь человеческая. Для чего ты жил, выродок? Зачем тебя вообще на свет рожали? Ты думаешь, я зло сотворил? А вот и нет. Я добро принёс этому миру. Свет. У тебя на лбу было написано, что ты падаль. От тебя воняло мерзостью. За тебя мне люди только спасибо скажут.
Я поднял чемоданчик и попытался открыть. Неожиданно легко он распахнулся. В нём, как и ожидалось, разметались пачки денег. Купюры по пятьсот и тысяче рублей. Сумму на глаз не определишь, но сразу видно, что несколько сотен. Может, и за миллион. Сто тысяч моей доли — это мало.
Невдалеке раздались шаги. Я встрепенулся. Меж голых деревьев нарисовался Анвар. Он держался за бок.
— Деньги взял? — крикнул.
— Взял, — отозвался я.
— Что с эти уродом?
— Готовенький.
Азер удовлетворённо кивнул головой.
— Выбирайся, — позвал он. — Надо дёргать отсюда.
Когда я поравнялся с ним, первым делом он протянул руку к чемодану.
Может не отдавать?
— Здесь больше триста тысяч, — сказал я.
— Ну и что?
— Топор говорил, что делить будем поровну, на троих.
Анвар состроил гримасу.
— Топор сдох, — ответил. — Что он там говорил, меня не колышит. Поровну я не подписывался. Но его долю получишь.
Я передал чемодан. Принимая его, азер скривился от боли. У него был прострелен бок.
Мы заторопились к «Шкоде».
Картина, представшая моим грешным глазам, реально веселила. За рулем «Мерса», откинувшись на сиденье, застыл водила с покрытой кровью мордой. Рядом на дороге валялся Топор. Разглядывать его я не стал, времени не было, да и вообще нахер надо, но вроде бы пуля вошла ему куда-то в горло.
Но самое прикольное было не это. Самое прикольное состояло в том, что с обеих сторон от сцены побоища на дороге стояли машины — две с одной стороны и одна с другой — и люди, ехавшие в них, кто внутри, кто выбравшись наружу, внимательно и этак задумчиво-мечтательно разглядывали поле боя.
Я вскинул было обрез, но тут же тормознулся. Не мочить же их всех. Анвар по ходу тоже пребывал в недоумении.
— Едем, едем! — поторопил он меня. — Садись за руль!
Блин, я последний раз за рулем сидел больше десяти лет назад. Да и то под присмотром. Права так и не успел получить.
— Да бросай ты свой обрез! — гаркнул азер.
Бросать? Хорошая вещь, ещё пригодится. Ладно, ладно, бросаю. Тем более что моих пальцев там нет. Интересно, а свой пистоль ты выкинул?
Мы залезли в «Шкоду» — я за руль, Анвар сзади. Несколько минут — по крайней мере, так показалось — я жал на педали и дёргал рычаг, прежде чем разобрался, как управлять этой незнакомой колымагой. Всё это время азер матерился, а люди с интересом наблюдали за нами.
Наконец «Шкода» тронулась с места, и я с грехом пополам повёл её по трассе. Шла она хреново. За эти годы я забыл всё, что знал о вождении, автомобиль нехило вилял и ехал исключительно на чьём-то честном слове. Меня охватила злость на азера.
Чурка сраная! Гандон дырявый! Поори ещё на меня, рискни здоровьем! Укантамлю как цуцика!
Тот корячился на заднем сиденье и бинтом из аптечки — блин, даже аптечка у него есть! — пытался себя перевязать. Руки его дрожали, вся смуглость сошла с лица — он был бледный и жалкий. Бинт выпрыгивал из рук и не желал опоясывать басурманские бока. С пятого раза ему всё же удалось себя перевязать.
Что, вся элегантность сошла? Вот так-то оно! Судя по всему, чмо ты редкостное.
— Плохо всё, плохо! — взялся он канючить. — Лица наши видели, машину запомнили. Быстро вычислят. Мы на первом же посту спалимся.
— Ну и что ты предлагаешь, умник? — со злостью крикнул я.
— Надо бросать автомобиль.
— И что дальше?
— Дальше — пешком.
— Куда?
— Куда-нибудь. Отсидимся, я свяжусь с людьми, нас заберут.
Гениальный план! Охуительно гениальный! Ссукабля, и нахуя связался я с этими бакланами?
Снег в поле оказался неглубоким, земля смёрзшейся. Так что передвигались довольно живо. Начинало темнеть. На горизонте маячило какое-то строение — Анвар утверждал, что это заброшенная животноводческая ферма. Очень может быть. Я шёл впереди, азер волочился за мной. Рана его, по моим прикидам, была так себе — сквозная, но он, похоже, придерживался другого мнения. По ходу он словил конкретный испуг и уже готовился к смерти. Я тоже чувствовал себя неуютно.
Жаль, что ствол выкинул, жаль. Хоть бы попугал народец, ментов там, если нарисуются, а теперь что? Ножичком что ли кидаться?
Тачку мы бросили в лесу. Анвар заметил какую-то просеку, поехали по ней. Ехали, ехали, потом остановились. Этот чмырь хотел, чтобы я машину ветками закидал. Типа он за ней ещё вернётся, типа она ему дорога. Ага, накось, выкуси! Потом он звонил по нескольким номерам и бестолково договаривался с кем-то о том, чтобы нас забрали. Судя по всему, все кореша посылали его на большой азербайджанский хуй. Ну правильно, кому хочется мотаться по области и отыскивать двух уродов, которые и сами не понимают, где находятся. Но с одним вроде бы получилось.
— Слушай-ка, ковбой, — остановился я. — А что мы деньги до сих пор не поделили? Ты вообще собираешься мою долю отдавать?
— До места дойдём, поделим.
— Да хер знает, дойдём ли. Отсчитай-ка сейчас.
