имеющимися конечностями и, безуспешно сдерживаясь, выли от переполнявшего нас удовольствия.
— Ничего, ничего, — водила сестра пальчиками по моей груди. — Теперь заживём нормально. Теперь все несчастья позади.
Слова эти звучали для меня небесной музыкой. Я знал: счастье возможно, оно снизошло ко мне, я его заслужил.
— Ты знаешь, — бормотал я, — никогда не мог себе вообразить, что заживу по-человечески. Мне казалось, что в жизни не будет ничего, кроме страданий и злобы. Так и утону в них, погибну.
— Всё будет хорошо, — прикасалась Галя к груди губами. — Всё будет хорошо.
Квартиру мы сняли на одну ночь. На Казанском вокзале стояла тётка с листком бумаги, который призывал обращаться к ней всем жаждущим переночевать в комфортабельных условиях. Мы подвалили. Тётка повезла нас на метро куда-то на окраину Москвы, взяла деньги и отчалила.
Предварительно я забрал из камеры хранения сумку с деньгами и стволом. Она валялась рядом с нами.
— Сколько здесь? — запускала в деньги ладони Галя.
— Осталось тысяч семьсот.
— Надо пересчитать. Деньги любят счёт.
— Пересчитаем как-нибудь.
— Надо сейчас.
Она начинала загибать купюры и складывать цифры, но я тянулся к ней губами, заваливал на пол и, хохочущие, мы снова принимались ласкаться.
— Пистолет-то заряжен? — отхлебнула Галя из бутылки, кивнув на прятавшийся в купюрах ствол.
— Один патрон.
— Всего один?
— На самый крайний случай.
— Пусть он не наступит, — сказала она.
Цикл пройден, испытания завершаются. Я понял, я был должен пройти их, чтобы заслужить радость жизни. Мне казалось, что её вовсе не существует в природе. Иногда думалось, что она возможна, но в каких-то иных сферах, с какими-то особыми людьми. А разгадка проста. Радость есть, счастье возможно, причём с той, кого я знаю всю жизнь, со своей сестрой. Своей любимой женщиной.
Разве не всё равно, что она моя сестра? Кому до этого есть дело?! Да и кто вообще узнает о том, что мы родственники?
— Можно на эти деньги купить дом?
— Пожалуй, можно, — ответила Галя. — Но не в Московской области.
— Да хрен с ней, с Московской! Уедем куда-нибудь подальше, купим домик в глухой деревне.
— Заведём хозяйство, — отозвалась она с улыбкой.
— Правильно, заведём хозяйство. Корову, поросёнка, кур. Я каким-нибудь лесником устроюсь. Будем жить в гармонии с природой.
— И сами с собой.
— Да, это главное. И чтобы никакой злобы, никакой мерзости. Только тихая, счастливая жизнь.
— Ты так красочно её рисуешь.
— А она такой и будет. Бля буду, такой! Неужели мы за все наши страдания не заслужили немного тишины и покоя?
— Заслужили, заслужили. Только Лене надо в школу ходить. Будет в твоей глухомани школа?
— Ну конечно будет! Школы везде есть. Школа — это не проблема, найдём. Будем баню топить, самовар ставить.
— Ух, какая у тебя деревенская душа!
— Да, деревенская. Я сейчас понимаю, что надо жить вдали от больших городов, от паскудных людей, надо создать своё маленькое, тихое счастье. В конце концов, счастья достойны все, даже самые последние ублюдки.
— Да, — смотрела на меня Галя, — нам необходимо счастье.
Мы обнялись и повалились на пол.
— Может быть, — шепнула она мне на ухо, — заведём и второго ребёнка?
— Точно! — воскликнул я. — Второго, а быть может и третьего!
— Тише ты, тише, — положила Галя ладошку на мои губы. — Лену не разбуди.
Мне снилось что-то тёплое и светлое. Именно так, без объяснений и определений: тёплое и светлое. Кажется, я летал во сне. Первый раз в жизни.
Боль ворвалась в тело мгновенно. Был звук — глухой, короткий. Я передёрнулся, захрипел и схватился руками за грудь. Что-то мокрое, горячее, вязкое. Ничего не видно, чёрт возьми, почему ничего не видно? Я сплю?
Потом я увидел свет. Он был тусклый, отдалённый, он был лампочкой в коридоре. Я зарычал от боли, раздирающей грудь, опёрся скользкими руками о кровать и поднялся на ноги.
Всё расплывалось перед глазами. Я в комнате? Да, я в комнате, она тёмная. Вдали свет и человеческий силуэт. Галя?
Галя сжимала в руке пистолет и пятилась от меня.
— Не подходи! — орала она. — У меня ещё нож!
Я сумел сделать к ней два шага. Она вертела передо мной пикой и замахивалась стволом. Что это? Что это всё означает?
За её спиной я увидел Лену. Она подпирала стенку и сжимала в руках сумку, в которой были деньги.
— Лена! — крикнула ей Галина. — Выходи из квартиры! Быстро выходи.
Я сделал ещё шаг. Сил больше не было. Ты подстрелила меня? Ты на самом деле подстрелила меня?
Тело перестало слушаться, я почувствовал как оседаю на пол и врезаюсь в него лицом.
— Ссука…
В коридоре раздались торопливые шаги, входная дверь захлопнулась.
Кровь вытекала из груди обильным ручьём, я почувствовал губами, что лужа достигла лица. Я сумел просунуть руки под тело и закрыл ладонями рану.
Я умираю? Меня не будет сейчас?
Ничего. Сейчас полежу, приду в себя, оклемаюсь. Вызову «скорую». Здесь есть телефон? Да, здесь есть телефон! В каждой сраной московской квартире есть телефон. Он в коридоре. Сейчас я доползу до него, наберу две цифры, и добрые врачи спасут меня. Сейчас, сейчас. Вот я уже ползу. Сантиметров двадцать, нет? Всего десять? Ну ничего, десять тоже хорошо. Надо полежать, отдохнуть и снова ползти. Несколько рывков, и я у цели. Я же везучий, я выкарабкаюсь. Я обязательно выкарабкаюсь. Я ещё поживу, ещё похожу по земле, ещё вспорю брюхо сестрёнке. Я ещё не достиг заветного счастья, я достоин его. Я достоин!
Только бы в глазах не темнело… Только бы не темнело… Ну пожалуйста, не надо темноты!..
