ел.
— Ты всё врёшь, — говорил сестре, сдерживая ярость.
— Не вру, — не глядя на меня, бурчала она.
— Как можно тебе верить? Ты столько врала, что потеряла моё доверие.
— Она твоя дочь, богом клянусь!
— В бога поверила? Давно?
— Она твоя дочь. Она родилась через несколько месяцев, как тебе срок дали.
— Ну и что? Мало ли с кем ты валялась!
— Всё сходится. Это произошло как раз в ту ночь, когда ты убил Борю. Помнишь?
— В ту ночь?!
— Да, ты припёрся домой в крови, плакал, на стены кидался. Я решила тебя утешить. Да вот только ты взял и кончил в меня.
— Я не помню ту ночь.
— Ну ещё бы! Ты был очень расстроен.
— Ты всё врёшь. Ты говоришь это для того, чтобы я не убил тебя.
— Посмотри на неё внимательно. Одно лицо с тобой!
— Она похожа на тебя, а не на меня.
— Она похожа на тебя!
Лена допила кофе, выкинула в урну стаканчик и подскочила ко мне.
— Дядя Кирилл, а купите мне мороженое!
— Зимой нельзя есть мороженое.
— Ну я очень хочу!
— Ты заболеешь.
— Не-а. Не заболею.
Я достал из кармана купюру.
— Лена, а кто твой папа?
— Папа? — удивилась девочка. — Понятия не имею! Я его никогда не видела.
— Мама тебе не говорила?
— Нет, никогда.
— Лена, — заговорила Галина. — Дядя Кирилл и есть твой папа.
Сука, что она делает?!
— Да? — изумилась Лена. — На самом деле? Вы действительно мой папа?
Я был неимоверно смущён.
— Возьми деньги, — передал девочке бумажку. — Купи мороженое.
Лена потянулась к окошечку уличного кафе. Я схватил Гальку за локоть.
— Ты чего творишь?!
— Что? — смотрела она нагло в мои глаза. — Стыдно стало?
— Я тебя сейчас четвертую, овца!
— А её тоже?
— И её тоже. Думаешь, ребёнка пожалею?
— Ну, если ты и свою дочь убьёшь…
— Да не дочь она мне! Ты врёшь.
— Она твоя дочь. И ты это чувствуешь. Ну, а если хочешь, можно проверить официально. Сейчас отцовство легко определить. У тебя хватит денег на это? Хватит, ты же вон каким крутым стал. Не пойму только, с чего бы это. Ограбил кого-то?
Она моя дочь? Эта девочка действительно моя дочь? Она возникла из моей спермы?
— Если ты врёшь, тебя ждёт мучительная смерть. Ты можешь представить себе мучительную смерть?
— Нет. Никакой смерти не будет, она твоя.
Лена купила большое мороженое в яркой обёртке и, разорвав упаковку, облизывала его.
— Лена! — позвал я её. — Подойди сюда.
Девочка подбежала ко мне, я присел на корточки и вгляделся в её лицо. Лена удивлённо, непонимающе смотрела на меня. Я смутился и поднялся.
— Может, лимонад какой хочешь? — спросил её.
— Ну прости меня, — бормотала Галина, прижимаясь ко мне и пытаясь дотронуться губами до щеки. — Прости.
Я поёживался от её прикосновений. От неё разило вином — она в одиночку выпила не меньше бутылки вина. Я устало тянул второй бокал. Лена сидела напротив нас за тарелкой с шашлыком и со смущённой улыбкой косилась в нашу сторону. Видимо, всё происходящее казалось ей забавным.
— Нет тебе прощения, — ответил я, но сделал это — неосознанно или сознательно — с каким-то смехотворным пафосом. Галина фыркнула.
Запела певичка. Время по ресторанным меркам было раннее, народу за столиками сидело немного, пока ещё она не старалась. Песня была нудной, исполняла её баба небрежно и бездарно. Лучше бы уж молчала.
— Я знаю, что виновата, — говорила Галя, гладя меня по волосам. — Знаю. Просто мне хочется, чтобы ты понял, каково мне было. Когда один за другим умерли родители, когда я осталась совершенно одна.
— Не надо этого соплежуйства.
— Это не соплежуйство. Я просто хочу объясниться с тобой.
— Мне и так всё ясно.
— Тебе ничего не ясно. Ты приглушил на мгновение злобу, но полностью с ней не расстался. А я не хочу, чтобы она жила в тебе.
— Как трогательно!
— Как я могла жить иначе, что могла делать при той нашей жизни? Меня бросили как щенка в воду, и я должна была выплывать.
— Это ты сама придумала? — удивился я. Удивился, потому что увидел в этих словах отражение собственных мыслей.
— Да нечего здесь придумывать! Всё и так было ясно. Меня прокляли ещё при рождении и пытались вообще уничтожить. Но назло всем я выжила.
— Гладко стелешь, — чёрт, именно так думал о себе и я!
— И вот теперь, когда прошлое вроде бы отступило, вдруг появляешься ты со своей страшной местью.
— Страшная, верное слово.
— Но только ты не тем мстишь. Тебя направили против меня, и тебе кажется, что ты поступаешь верно. Но это не так. Потому что это переход за грань, за пределы. Мстить надо другим.
— Я давно уже за пределами.
Раскрыться? Впустить иное колебание, чужое дыхание? Неужели это так просто, что нужно лишь решиться — и всё? Тёплая женщина под боком, уютный дом, ласковый ребёнок — вот так раз, и готово? Вот всего лишь так — по желанию? Как я желал тебя, сестра. Как я стремился к тебе. Не было никого, кого бы я так обожал, как тебя. Я готов был любого разорвать на куски, лишь бы было хорошо тебе. Ты была единственным существом, кого я любил.
— Прости, — положила она голову на моё плечо. Голос её был надтреснутый, дрожащий. Она плакала. — Ты же брат мне. Я люблю тебя.
Я повернулся к ней, она приподняла лицо, по щекам бежали слёзы. Незаметно для себя я ткнулся ртом в её влажные губы.
Лена спала. Мы с Галькой, голые, сидели на полу и трогали друг друга. Такого удовольствия от прикосновения к женщине я не испытывал никогда.
Часа два мы яростно трахались. Мы сплетались как две кобры, обвивали друг друга всеми
