Битва за лучшее будущее не только на полях сражений. Неутомимость, терпение, достижение лучшего качества испытывается в жизни каждого дня».
Устремленность к подвигу должна быть так же естественна, как естественно желание жить. Она должна пронизывать не только видимые деяния человека, но и то затаенное и невидимое, что он пытается порою спрятать даже от своего внутреннего взора.
«Мы ждем героизм, который останется героическим даже в своих тайных помыслах. Мы ждем героев, которые поражают драконов в частной жизни. Мы желаем то царственное мужество, которое подавляет каждый недостойный импульс, как только он зарождается. Быть героичным должно заключаться в самой природе человеческой».
Не страшно, потому что граница между светом и тьмою легко различима вовне. Но попробуй различить ее, когда речь идет о внутреннем мире человека. Тьма ползет незаметно. Невежество и его «исчадья» — страх, зависть, корысть, злоба — порождают опаснейшие болезни. Начинается духовное и душевное разложение. Вот почему голос, обращенный к человеку, предупреждает прежде всего против инстинкта собственности, быть может, самого живучего из всех наших инстинктов.
Сколько раз случалось, что вещи делали людей неподвижными. Сколько прискорбных примеров, когда люди, казалось бы, интеллигентные и даже обладающие творческими возможностями, обрекали себя из-за вещей на угрюмо- замкнутое безрадостное существование. «Ох уж эти вещи! Эти мохнатые придатки пыльного быта. Иногда они начинают до такой степени властвовать, что го-лос сердца при них кажется не только неправдоподобным, но даже как бы неуместным».
Бесчисленны аспекты сражения между светом и тьмой. В невидимых человеческому глазу формах ее ярость лишь обостряется. Вот где действительно нужна готовность и бдительность, вот где необходима тотальная мобилизация всех духовных сил. Дантовс-кие круги ада поневоле приходят на ум, когда читаешь стихи Рериха о перипетиях этой внутренней борьбы человека.
— Поистине каждый свидетельствует о себе, — говорит Рерих. — В тайных мыслях он оформляет будущее действие. Лжец боится быть обманутым. Предатель в сердце своем особенно страшится измены. Невер в сердце своем трепещет от сомнения. Героическое сердце не знает страха. Да, мысль управляет миром. Прекрасно сознавать, что, прежде всего, мы ответственны за мысли.
«Мы ответственны за мысли». Вот почему и чувство и мысль должны быть воспитаны. Вот почему такой сокровенный смысл обретают звенящие строчки Рериха:
Поэму «Наставление ловцу, входящему в лес» предваряет вступительное слово, небольшое, всего несколько строк, но очень важное для понимания духовной направленности автора.
Как уже говорилось, Рерих все время стремится придать безличный характер стихам. Здесь же это стремление провозглашается как принцип.
Мысль об анонимности творчества чрезвычайно дорога Рериху. Он варьирует ее на все лады. Безымянность произведений народного искусства — вдохновляющий пример для художника. Имя Рерих сравнивает с отсохшим листом, который унесен вихрем времени. Бессмертно лишь само творчество, бессмертно лишь Прекрасное.
«Разве кому-либо, кроме творца, нужно определенное имя? Пустой звук. Отошедший в забвение, ненужный набор звуков. Подумайте об анонимности творчества. В нем еще одна ступень в возвеличении духа, за случайными пределами дней в нем еще шаг ускорения прогресса человечества».
По мысли Рериха, автор может считать себя создателем произведений лишь номинально, ибо любое произведение, по существу, плод коллективного труда, где провести грань между «своим» и «чужим» невозможно. Недаром, чувствуя условность авторского имени, Рерих настаивает, что на его полотнах должны стоять две подписи: его и жены его, «спутницы, другини и вдохновительницы» (как называет он ее в одном из посвящений). Собственное творчество художника лишь ниточка в этой пряже, которая ткалась до него и будет ткаться после него. Для Рериха становится программным изречение древней мудрости: «Если человек утверждает, что сказанное им лишь от себя, то он мертвое дерево, не имеющее корней».
Упоминание и сближение имен России и Тибета не случайны. Поэт как бы говорит: не важно, откуда идет весть — с Запада ли, с Востока (Аллал- Минг-Шри-Ишвара — восточный подвижник древности). Важна сама весть.
В английском переводе поэмы слова «Россия» и «Тибет» опущены. Это, несомненно, обеднило содержание стихов. Исчез характерный момент, в значительной мере определивший духовный настрой поэмы.
Поэма носит все черты программной вещи. «Мальчик» вырос. Он стал творцом. Поэма подводит итоги напряженной духовной работы. Мотивы, возникавшие порознь в стихах, сливаются в единую ноту. Они не просто повторяются, а обретают новый характер.
Если раньше стихи заключали в себе призыв к бдительности и готовности («Встань, друг… Окончен твой отдых»), то теперь надежду и интуицию сменяет уверенность в том, что дух человека созрел для действия: «В час восхода я уже найду тебя бодрствующим».
Внешне мир в его непрерывном многообразии не изменился. Так же на каждом повороте пути человека подстерегает тайна. Но изменилась внутренняя точка зрения. Беспредельность не страшит человека, ибо он ощутил дыхание истины. «Видевший бесконечное, не потеряется в конечном».
Не прекратились и яростные атаки темных на дух человека. Наоборот. Они стали еще ожесточенней. Его устремленности противополагается «целое учение страха». Но эти страхи лишь для детей, лишь для неокрепших духом. Неодолима радостная основа человеческого бытия. «Всякий страх ты победишь непобедимой сущностью своею».
Если раньше зов жизни звучал приглушенно, прерывался и становился вовсе неразличимым, то теперь он заполняет все. Он повсеместен. В звучащей сумятице мира человеческое ухо слышит прежде всего властный голос, зовущий ввысь. «…Из области Солнца говорю с тобою. Твой друг и наставник и спутник». Духовное зрение человека раздвигает земные горизонты. Его теперь, словно магнит, тянет к себе Космос!
Творческий дух человека ставит перед собою поистине дерзкие задачи. «Большую добычу ты наметил себе. И не убоялся тягости ее. Благо! Благо! Вступивший!»
«Не стройте маленьких планов, они не обладают волшебным свойством волновать кровь». Пожалуй, с этим изречением смыкается наша русская поговорка, которую так любил Петр I: «Замахивайся на большое, по малому лишь кулак расшибешь!» Внутренний голос предостерегает творца от напрасной траты сил. («Не истрать сети твои на шакалов. Добычу знает только ловец».)
Строчки стихов полны динамизма. Здесь каждая фраза — порыв к действию, к наступлению! («Но пойдешь ты вперед, ловец! Все остальное позади — не твое».) Как уместно вспомнить признание Гете, которое с сочувствием цитирует в одной из статей Рерих и которое бесспорно проецируется на самого художника:
«Мое стремление вперед так неудержимо, что редко могу позволить себе перевести дух и оглянуться назад!» В символике поэмы отражено бесстрашие человеческого духа, устремленного ввысь.
