В наше время получила широкое распространение литература об индийских системах йоги; есть даже фильм «Индийские йоги. Кто они?». Разумеется — и на это не надо закрывать глаза, — в Индии немало шарлатанов и лжеучителей. Есть фокусники, притворяющиеся магами. Тот, кто бывал в Индии, наверняка видел забавный аттракцион, который повсеместно демонстрируют бродячие акробаты. Под брезентовый полог, прикрепленный колышками к земле, забирается человек, просовывая голову в продолговатую прорезь покрывала. Его напарник начинает громко и ритмично бить в барабан. Под стук барабана человек вместе с пологом отрывается от земли и без всякой опоры — так, во всяком случае, кажется зрителю — некоторое время висит в воздухе. Затем плавно опускается вниз. Вы можете поговорить с «чародеем», и за известную мзду он пообещает вам открыть секрет фокуса. Однако не торопитесь расставаться с деньгами. Знающие люди предупреждают, что это объяснение представляет собой тоже своеобразный фокус. Вам будет казаться, что вам открыли секрет, а на самом деле — и вы в этом вскоре убедитесь — ничего вам не открыли. Так что лучше будет, если каждый останется при своем: он при своей тайне, вы при своих деньгах.
Но, отметая в сторону фокусничество, шарлатанство, невольный самогипноз, вынося все это за рамки нашего разговора, все же должно признать тот очевидный факт, что в Индии существуют совершенно реальные люди, добившиеся ощутимых, реальных, порою прямо-таки фантастических результатов, и не только в процессе целенаправленной и систематической тренировки тела (об этом у нас хорошо осведомлены), но и в процессе тренировки своих чувств и мыслей (об этом у нас осведомлены меньше). С древних времен в Индии победа над собой считается предпочтительней любых иных побед. Такой человек сразу становится светящимся центром суетного мира.
Нужно, пожалуй, отдать себе отчет в том, что, соприкасаясь с такими людьми (их гораздо меньше, чем принято думать, и с ними связано немалое число неправдоподобных домыслов и легенд), мы как бы вступаем в сферу неопознанных явлений человеческой психики, тех явлений, которые наука на данном этапе своего развития подчас еще затрудняется объяснить. Это — бастионы, которые ей предстоит штурмовать.
Кстати, из неоднократного общения с индийцами я вынес твердое убеждение, что здесь, в стране феноменов, бытует трезвое, вдумчивое, я бы даже сказал, чрезвычайно взвешенное отношение к явлениям, секрет которых сегодня не разгадан, но, по всей вероятности, будет разгадан завтра. Здесь — я имею, в частности, в виду Святослава Николаевича Рериха и его ближайшее окружение — считают своим долгом бороться против двух одинаково неприемлемых крайностей: и против той, которая капитулирует перед феноменами, пытаясь приписать их неким потусторонним силам; и против той, когда стремятся отгородиться от феноменов, не видеть их в упор, как это делают некоторые горизонтально мыслящие ученые, почти дословно повторяющие знаменитую чеховскую юмористическую фразу: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда». Здесь учат также не придавать самодовлеющего значения так называемым «чудесам». Если феномены становятся самоцелью или детской забавой '| наподобие кубика Рубика, то это не только не способствует нашему j духовному развитию, а наоборот — противоречит ему. В этой связи ' мне даже рассказывали такую поучительную притчу.
Однажды к Учителю пришел человек, добивавшийся права стать его челой (учеником). С горячей мольбой обратился он к Учителю:
«Покажи мне чудо, дабы я окончательно уверовал в тебя и твое учение». Печально улыбнулся Учитель и показал какое-то чудо. С той же горячностью, с какою просил, человек упал на колени и воскликнул: «Отныне я готов под твоим руководством идти туда, куда тебе будет угодно». Но Учитель указал ему на дверь: «А теперь ты мне больше не нужен».
Что касается меня, то могу признаться: для меня главным феноменом Индии, к которому я прикоснулся еще задолго до того, как побывал в стране, является та внутренняя культура индийцев, утонченно- возвышенный характер которой позволяет назвать ее «культурой сердца». Собственно, что представляет собой внутреннее раЕновесие, внутренняя гармония, к достижению которой так настойчиво зовет индийская традиция? Это не холод души, говорят здесь, не отчужденно-холодное дыхание духа. Это прежде всего — радость сердца, которая обогревает встреченного тобой человека. В конечном итоге справедливость — это не то, что поучает или обличает, а то, что дарует радость. Может ли внутренне неуравновешенное, дисгармоничное существо даровать радость? Разумеется, нет. Поэтому если человек хочет нести другим людям мир, спокойствие, радость, то он должен — во имя этой цели — обрести внутреннюю устойчивость и гармонию.
Индийский духовный опыт (естественно, имеется в виду вершинный опыт Индии, естественно также, что он, проходя через наше сознание, трансформируется с учетом современных обстоятельств и применения к ним) привлек и привлекает меня тем, что в наш век, когда человека то и дело пытаются подменить механическими приспособлениями его же собственных рук, он, этот опыт, светло и непререкаемо утверждает достоинство человека. Людей, одержимых патологической жаждой потребительства и вещизма, он как бы предостерегает:
Многовековой индийский опыт, несомненно, пересекается с современностью, выявляя космический характер нашего земного существования. Как известно, он учит «быть беспредельным, находясь в пределах». Бесконечность звездных просторов Вселенной не должна устрашать человека. Наоборот, она должна возвышать и радовать его дух. Потому что:
Но, поднимая человека над землей, тот же многовековой опыт не отрывает его от земли. Он утверждает, что ногами надо касаться земли, а головой уходить в небо.
Лишь во взаимодействии и единстве двух необходимостей, которым подчинено его бытие, — житейской и духовной — человек может рассчитывать на успех своего внутреннего поиска. Если же он объявляет «майей», то есть иллюзией, его окружающий мир, то тем самым он нарушает незыблемое двуединство и становится добычей «майи» худшего рода: «майи» духовного, враждебного истинной радости жизни, честолюбия. Об этом на языке поэтических символов Рабиндранат Тагор говорит так:
В Дели в музее Махатмы Ганди можно видеть вещь, с которой Махатма не расставался в течение всей своей жизни. Это маленькая скульптурная группа, изображающая трех обезьян. Одна обезьяна закрыла руками рот, чтобы не произносить дурных слов. Другая обезьяна заткнула уши, чтобы не слышать дурных речей. Третья обезьяна закрыла руками глаза, чтобы не видеть ничего дурного.
Разумеется, это не призыв к самоизоляции, к отрешенности от мира с его заботами и тревогами, что, как известно, в конечном счете приводит к невольному пособничеству злу. Нет, смысл символа в ином. Он напоминает-о том, что принято называть дисциплиной духа.
В своих рассуждениях о нравственности (порою восторженных, но абстрактных) мы забываем о ее четком практическом предназначении: усмирять внутренний хаос, подчинять строгому порядку мысли и чувства. В известном смысле нравственность — это организованность.
Индийская традиция с древних лет как бы раздваивает внутреннего человека, выделяя в нем так называемое низшее 'я', находящееся в сфере притяжения земных предметов и желаний, и так называемое высшее 'я', устремленное в сферы беспредельного. Победа над собою, как это ни парадоксально, не означает насилия над собою, потому что насилием (как это установили еще авторы «Упанишад» и «Махабхараты») не достигается подлинный успех. Поэтому не запретами и упреками следует обуздывать низшее 'я', не пышными славословиями следует утверждать высшее 'я'.
