- 1
- 2
Александр Владимирович Мазин
Средневековая рождественская история
Маленькому Рино было холодно и очень хотелось есть. Кусочек украденного пирога давно растаял в животе. Холодно, голодно и темно… С тех пор, как родители умерли и город поручил Рино заботам мастера Жанлуки, холод, голод и темнота стали для Рино обычными. Обычными, но не привычными. Как к такому привыкнешь? Зато мастер почти никогда Рино не бил. Только по пятницам. Для науки. Потому что Рино – дерзкий. Так и есть, ведь это сказал не какой-нибудь подмастерье, а сам Жанлука, уважаемый член гильдии среброкузнецов города Луны.
А жена мастера и вовсе относилась к Рино по-доброму. Хотя именно она вчера побила его мокрой тряпкой и заперла в чулане. Рино сам виноват. Украл кусочек пирога, испеченного для Девы Марии. Хозяйка испекла его, чтобы Дева Мария подарила ей ребеночка, а теперь из-за Рино ребеночка у хозяйки не будет никогда.
А снаружи было шумно и весело. Уже много-много часов. Рино слышал, как громко кричала хозяйка. Раньше он немного пугался, но теперь он знал: она кричит, когда ей хорошо. Так и кричит: «Хорошо! Хорошо! Еще, Лука, еще!»
Но вот хозяин раньше никогда не кричал. Но это ведь Рождество. В Рождество всем хорошо… Кроме маленького Рино.
Стукнула задвижка. Кто-то открыл дверь чулана. Кто-то очень большой, намного шире и выше, чем мастер и уж тем более хозяйка. Кто-то огромный…
Рино забился в угол. Он понял, кто это. Городской стражник. Мастер давно обещал: если Рино не научится смирению, Жанлука позовет стражника и тот выкинет Рино на улицу. К грязным побирушкам и ворам. И там Рино сожрут бродячие собаки.
Огромный человек наклонился, рявкнул что-то – будто взлаял по-собачьи – схватил Рино за рубаху, спереди, и поднял над полом.
– Нет! – заверещал Рино. – Я не хочу! Не надо!
И, больше с перепугу, вцепился зубами в руку стражника.
Рино показалось, что он укусил деревянную скамейку. Такой твердой была у стражника ладонь.
«Сейчас он меня ударит и я умру…» – в ужасе подумал Рино. Но стражник не выпустил Рино. И даже не ударил его. Наоборот, расхохотался оглушительно-громко. Так, будто бочку по булыжной мостовой прокатили.
– Ты гляди, Снорри, какого я волчонка поймал! – Кнуд Рыжий, хускарл Бьёрна Рагнарссона держал в вытянутой руке, за рубашонку, крохотного мальца, впившегося зубками в мозолистую лапу Кнуда.
Снорри поглядел и проворчал:
– Уж не твой ли это сынок, Кнуд? Он – вылитый ты. Такой же рыжий и свирепый!
– А верно, похож, – Кнуд поглядел на свою засаленную косу, отдаленно напоминавшую цветом красное золото. У мальчишки та же масть. Это неспроста.
Кнуд уже отвел руку, чтоб расшибить щенка о стену, но после слов Снорри – передумал. Отнес мальца в большую комнату, аккуратно стряхнул на стол и сунул в тонкие лапки холодную утиную ножку. – На, погрызи, зубастик!
Рино не знал датского. Ему казалось, что эти огромные люди не разговаривают по- человечески, а лают, как псы. Но утку Рино взял. Очень кушать хотелось.
А чужаки шарили в доме мастера Жанлуки, как будто это был их собственный дом. И мастер не возражал. Он лежал на полу и не шевелился. И признал его Рино только по одежде, потому что лица у мастера больше не было. То, что осталось, больше напоминало обгрызенную собаками голову хрюшки.
Ступени лесенки жалобно скрипели и прогибались под сапогами Снорри. У дана и без того вес немаленький, а уж с брошенной поперек плеча бабой…
Спустившись, Снорри скинул бабу на стол, предварительно смахнув посуду и объедки.
– Хочешь ее еще разок? – спросил Снорри.
– Сыт, – равнодушно ответил Кнуд. – Спроси ее, где хозяин спрятал золото? – Он сплющил ударом кулака тонкий серебряный кувшин (для экономии места), бросил в мешок, взял с полки большой кубок с птицей на крышке, повертел в руках, решил: за целый дадут больше…
– Нет у них схоронок, – возразил Снорри. – Или ты забыл, что мы первые добрались сюда? Люди здесь, в Риме, мягкие, жирные и непуганые, как тюлени на северных островах. Было бы у него, – Снорри махнул в сторону тела хозяина дома, – было бы у него золото, он непременно сказал бы. Когда я спрашиваю, никто не может смолчать.
– Он и не молчал, – буркнул Кнуд, сминая в комок очередную посудину. – Еще бы он молчал, когда ты обстругивал его, как полено. Да только мы с тобой не понимали его визга. Уверен, что он понимал, чего хочешь ты?
– А что тут непонятного? – удивился Снорри. – Тут и глухой догадался бы, что нам надо. Значит, не хочешь бабу?
– Нет.
– Вот и я не хочу, – проворчал Снорри. – Но негоже хирдманну самого Бьёрна Железнобокого выказывать мужскую слабость. – Он придавил женщину пятерней к столу и вытащил кинжал. – Как она орала, когда ты проткнул ее своим мечом? – сказал он Кнуду. – Послушаем, как она заорет, когда я воткну в нее меч не из мяса, а из железа…
Когда большой человек положил хозяйку на стол, Рино на всякий случай отодвинулся подальше. Хозяйка лежала тихонько, не кричала, не ругала Рино за то, что он ест без ее разрешения. И дышала странно так, будто подвизгивала. Как собака во сне. И с одеждой у нее – непорядок. Вся мятая, изодранная, грязная… Как у побирушки.
Рино вдруг стало ее жалко. Вспомнил, как иногда, по праздникам, она баловала Рино чем-нибудь вкусненьким. И глядела на него, и вздыхала так… жалостливо. А потом Рино увидел, как большой человек с бородой, заплетенной в смешные косички, достал нож…
Рино замер. Он понял: сейчас большой человек убьет хозяйку. Может, из-за того, что она обижала Рино? Может, он не знает, что на самом деле она – хорошая? А что заперла Рино в чулане, так уж очень ей хотелось маленького ребеночка…
– Не надо! Нет! – пискнул Рино и вцепился в руку большого человека.
– Кнуд, твой волчонок опять бросается на людей! – развеселился Снорри. – Такой храбрый! Может, возьмем его с собой? Усыновишь его, будет с тобой в вики ходить?
Кнуд покосился на щенка, силившегося удержать ручищу Снорри. И впрямь веселуха.
– Может, и взял бы, – усмехнулся Кнуд, – да он не выдержит плавания. Сдохнет в море. Лучше я вместо него лишний мешок добра увезу. А сыновей у меня и без того будет много. Вернусь – посватаюсь к старшей дочери Гарма Толстого. Как думаешь, отдаст?
– Конечно отдаст! Ты же теперь такой богач, Кнуд Рыжий, что впору тебя не Рыжим, а Золотым звать. Да и славен безмерно: вместе с Бьёрном, сыном Рагнара, Рим грабил! Как и я! Никто нам не откажет, Кнуд! Женись – жена нарожает тебе столько сыновей, сколько у тебя пальцев на руках! И все будут такие же рыжие и курносые, как ты!
И оба громко захохотали.
А потом Снорри отцепил мальца и кинул его на живот бабы.
– Мой подарок тебе, женщина, – сказал он. – Береги его. Он – воин.
Хирдманны забрали набитые добром мешки и ушли.
Пророчеству Снорри не суждено было сбыться. На обратном пути флот данов попал в шторм, и драккар, на котором шли Снорри и Кнут, разбило о скалы неподалеку от Гибралтара. Никто не спасся.
Примерно в это же время в Генуе появилась почтенная богатая вдова с сыном. Говорили, что мужа ее убили норманы, а сама она чудом уцелела.
Осенью вдова родила девочку. И это никого не удивило. Более того, ни тогда, ни позже никто не усомнился, что дитя это – не плод греха, а посмертная дочь ее убитого язычниками мужа. Еще бы, ведь девочка была так похожа на старшего брата. Такая же рыжая и курносая…
- 1
- 2