вместе с Веселовым воюет уже второй год, а командиры стрелковых батальонов в полку за это время все до одного сменились.
Так вышла наружу та мысль о цене человеческой жизни, которая с самого начала незримо присутствовала в их разговоре о своем оружии.
Разговор этот прервал звонок.
– Ждите у трубки, будете говорить, – сказал телефонист на промежуточной, и Ильин услышал далекий голос Артемьева.
– Здравствуйте, Ильин. Как дела?
– Здравия желаю. Выполняем приказ!
– Приношу извинения вам и вашему хозяйству за то, что, отбывая к новому месту службы, не успел проститься. Желаю боевого счастья.
Сказал и сделал паузу, ждал, что ответит Ильин.
– И вам также, – пожелал Ильин.
– У меня все, – сказал Артемьев. – Привет Завалишину.
– Начальник штаба армии звонил, – объяснил Ильин Веселову. – Извинялся, что не простился с полком.
Ильину было приятно, что бывший командир их дивизии все-таки позвонил ему и этим звонком простился с полком. Помнить обиды Ильин помнил, но копить не любил.
Они сидели с Веселовым на солнышке, отдыхая от многодневной работы, и, вдруг, как это бывает на передовой, все за одну минуту переменилось. Сначала издали донеслись автоматные и пулеметные очереди, потом выстрел из пушки, и сразу же раздался звонок от комбата-два, стоявшего со своим батальоном прямо впереди командного пункта. Комбат докладывал, что посланная им в лес разведка отходит, разведчики доносят, что по лесу движутся немцы, до тысячи человек, с танками и самоходками.
– Встречайте по первому варианту, – сказал Ильин. – Артиллерист у вас?
– У меня. Только прибыл.
Там, где сидел комбат-два, был и наблюдательный пункт полка и наблюдательный пункт артиллеристов – все вместе. Ильин так и так собирался ехать туда, но теперь события торопили. Хорошо, что командир артиллерийского полка уже на месте…
– Сейчас буду, – сказал Ильин и, приказав Дудкину доложить в дивизию о появлении немцев, сам не стал ждать, пока соединят, сразу же сорвался с места.
Хотя он последние полтора часа наслаждался отдыхом, что-то подспудно тяготило его. Было ощущение чего-то остановившегося, недоделанного, что вот теперь, после этого звонка, предстояло доделать.
Когда через несколько минут Ильин вместе с Веселовым выскочил на своем пятнистом мотоцикле с коляской через лес на КП батальона, впереди не было заметно ничего особенного. Только слышались автоматные очереди. Командир батальона доложил, что это отходит боевое охранение, а немцы еще не вышли: продолжают двигаться по лесу.
– Готовы к открытию огня, – доложил командир артиллерийского полка.
– Что же открывать, пока не увидели, – сказал Ильин. – Еще спугнем, обратно уйдут. Пусть покажутся…
Местность здесь шла немного под гору, и окопы наблюдательного пункта полка и командного пункта батальона были вырыты на пологом спуске, между росших по нему старых сосен. Перед соснами, по склону, тянулась вырубка, пни, а дальше начиналась поляна километр в длину и метров семьсот в ширину, на которой кем-то была посеяна рожь. Возможно, партизанами – тут вообще были партизанские места. И слева и справа от поляны и на том ее краю впереди лес стоял сплошной стеной.
О движении большой группы немцев прямо на нас, на эту поляну, разведчики сообщили сначала по радио, а потом прискакал на коне сержант и доложил, что немцев много, с ними «фердинанды» – лично сам видел один – и танки, два танка тоже видел, правда, издали… Идут прямо сюда.
Ильин переспросил, его брало сомнение, почему немцам вздумалось идти через эту поляну; если хотят прорываться, могли бы и по лесу…
Но разведчик настаивал: идут сюда!
Ильин все же сказал командиру артиллерийского полка, чтобы не забывал про фланги. То же самое повторил и Веселову.
– Возможно, немцы идут без карты, чего в окружении не бывает! Увидят эту лысину и возьмут левее или правее!
Он не полез в окоп, а сел на землю, только спустил вниз ноги. И сразу увидел то, во что до этого с трудом верил.
На опушке, безо всякой разведки, показались немцы. Они шли с автоматами в руках и, как только оторвались на несколько шагов от опушки, сразу стали хорошо видны.
Едва на открытое место вышла первая цепь, как за ней, почти без интервала, появилась вторая. И Ильин понял: в самом деле, идут сюда, через эту поляну, как самоубийцы. Почему решили прорываться через это открытое место? Или думают, тут никого нет, или хотят взять на испуг, или кто-то их так в кулак собрал, чтобы не расползлись по лесам, чтоб легче бросить в бой?
Но думать об этом дальше было некогда. Немцы вышли тремя цепями на открытое место. По флангам, вывалившись из чащи, двигались три «фердинанда» – один слева и два справа. В центре, обогнав расступившиеся цепи, шли два танка. Один старый Т-3 и один «тигр». Из лесу появилась еще одна цепь, четвертая… И прежде чем Ильин отдал приказание открыть огонь, а верней, разрешил сделать то, чего от него все напряженно ждали, немцы начали стрелять первыми. «Фердинанды» ударили осколочными. Выстрелом срезало верхушку сосны, и она ударилась ветвями о землю недалеко от Ильина.
«Могла пришибить», – подумал Ильин и, приказав открыть огонь, спрыгнул в окоп.
Вслед за «фердинандами» выстрелил немецкий танк, шедший посредине поля, как казалось отсюда, прямо на Ильина.
Передняя немецкая цепь открыла густой автоматный огонь, и в этот момент ударили наши орудия. Несколько снарядов упало с недолетом, а потом разрывы стали ложиться среди продолжавших двигаться немецких цепей.
С флангов стреляли наши пулеметы. Немцы продолжали бежать вперед, обегая воронки и убитых. Потом загорелся один из «фердинандов», а у «тигра» перебило гусеницу, и из него стали выскакивать танкисты.
Немецкая пехота все еще наступала. Одни ложились под огнем, но другие бежали вперед. Старый танк Т-3, обогнав переднюю немецкую цепь, был уже совсем близко. Два «фердинанда», которые были у немцев на левом фланге, дав задний ход, остановились на опушке и стреляли оттуда, с места. А мы пока не могли по ним попасть.
Немецкие цепи были уже не цепями, а только движущимися островками продолжавших бежать вперед людей и пятнами не то убитых, не то легших на землю. Островков становилось все меньше, пятен все больше, но немецкий танк еще шел вперед.
«Когда же вы его…» – чуть не крикнул Ильин артиллеристам. И только когда танк был уже всего в ста метрах, наш снаряд ударил ему в лоб, под корень башни, и он вспыхнул прямо перед Ильиным, мешая наблюдать поле боя.
Но левей и правее оно было хорошо видно. Немцы лежали на земле или бежали назад, к лесу. Наши разрывы ложились все гуще и гуще; немцы бежали, и падали, и снова бежали, и уже никто из них не стрелял, стреляли только два их «фердинанда». Выпустили еще по несколько снарядов с опушки леса и ушли обратно в лес невредимые или незначительно поврежденные.
Пахло дымом. На поле горела зажженная снарядами рожь, и все оно было в пятнах мертвых тел.
Ильин вылез из окопа и снова сел, спустив в него ноги, как сидел перед боем. Он вытер платком мокрое лицо и шею и, забравшись рукою за спину, почувствовал, что и спина тоже мокрая от пота. «Испугался все- таки этого танка», – усмехнулся над собой Ильин и, поднявшись, позвав командира батальона, отдал приказание перейти к преследованию немцев: через эту плешь не идти, чтобы не обстреляли из лесу, а двигаться слева и справа от нее, втягиваться в лес, имея наготове пушки – на прямую наводку. И только после этого, обдернув на себе гимнастерку и затянув на одну дырку ремень, позвонил в штаб дивизии.
Туманян выслушал, одобрил действия и сразу положил трубку: сам спешил донести наверх, в армию, а