— Да, в общем, неважно.
Он остановился. Черт побери, вот сейчас он и убедится, способна ли она хоть в какой-то мере обуздывать свои чувства.
— Может быть, ты хочешь, чтобы мы вернулись назад и заказали по телефону пиццу?
Он увидел, что она напряглась.
— Нет, Алан, не хочу. Я же сказала тебе.
— Я просто проверил. Ну что ж, тогда пойдем.
Эбони на протяжении всей дороги обдумывала слова Алана «просто проверил». С некоторым страхом она понимала, что это не шутка. Он на самом деле проверял, выяснял, не может ли один поцелуй заставить ее изменить свое решение и вернуться наверх.
И действительно, ей было трудно отказать ему. Она ведь любила его. Но стремление установить между ними нормальные взаимоотношения было гораздо сильнее жажды физического удовлетворения.
Однако Эбони понимала, что наибольшим препятствием к их совместной счастливой жизни были его противоречивые мысли по поводу ее поведения в прошлом. В нем была какая-то скрытая консервативность, не принимающая тайный и ярко выраженный характер их связи. По этому поводу его многое беспокоило, в немалой степени, в частности, то, что когда-то она была его подопечной, невинным ребенком, чью моральную чистоту он должен был охранять.
Конечно, он успокаивал сам себя, решив, что она просто распутница и поэтому о ее моральной чистоте говорить не приходится. Таким образом, он смягчил ощущение вины, но не избавился от него. И хотя его чувства к ней менялись, мнение об основе ее характера осталось без изменения. Вожделение, может быть, и переросло в любовь, но все же в его глазах она все еще оставалась распутной женщиной.
Тот Алан Кастэрс, которого она знала, не мог жениться на распутной женщине. Во всяком случае — с легким сердцем. Эбони понимала необходимость убедить Алана в том, что она не такая, иначе брак между ними был так же обречен, как и существующая связь.
Мысли о замужестве и об Алане навели Эбони на воспоминание о Немезиде ее юности, Адриане. Странно, но сегодня ей ни разу не пришло в голову спросить Алана о женщине, на которой он когда-то хотел жениться. Но вспомнив про нее, она не могла промолчать.
— А как насчет Адрианы? — выпалила она.
— Что насчет нее?
— Ты все еще любишь ее?
Почему он медлит с ответом. Почему просто не скажет: «Нет, Эбони, как же я могу любить ее и тебя в одно и то же время?»
— Нет, — наконец медленно ответил он. — Нет, я уже не люблю Адриану.
Эбони нахмурилась. Почему его ответ не удовлетворил ее? Почему осталось ощущение, что в чем-то он обманывает ее?
— Ей-богу? — с детской непосредственностью спросила она.
Он неожиданно засмеялся с подкупающей откровенностью.
— Провалиться мне на этом месте. — И все еще улыбаясь, перекрестился.
Она почувствовала облегчение и, откинувшись назад, огляделась, чтобы понять, куда ее везет Алан. Без сомнения, они двигались к центру города.
— Ты так и не сказал мне, куда мы едем?
— К Хайету. Была там когда-нибудь?
— Нет, никогда. Но видела с залива. Выглядит недешевым.
— Разве в Сиднее есть дешевые приличные отели?
— Не знаю. Никогда ни в одном из них не останавливалась. Ты забыл, что у меня есть квартира? — И, подумала она, ты никогда не возил меня ни в один из них. Ни пообедать, ни зачем-либо еще. Почему он выбрал отель? Почему не просто ресторан. Не потому ли, что в отеле можно снять комнату?
— Я надеюсь, ты не думаешь, что мы останемся там на ночь? — прямо спросила она.
— Такая манерность тебе не идет.
— Тебе лучше привыкнуть к этому, — немного резко ответила она.
Он насмешливо покосился на нее. Исчезнувшее было неспокойное состояние вернулось к ней. Она была права, когда сказала Гарри, что иногда сама создает себе проблемы. Могла ли она представить себе, что настанет день, когда ей крайне необходимо будет, чтобы Алан поверил, что она просто хорошая девушка, а не девушка, с которой хорошо провести время.
— Мне… мне кажется, что ты плохо меня знаешь, Алан, — попыталась она объясниться. — Несмотря на то, что писали в газетах, у меня нет привычки ложиться в постель с каждым встречным и поперечным.
— Неужели?
— Да, и, к твоему сведению, кроме тебя у меня был только один мужчина.
— И это действительно так?
Боже мой, он не верит ей. Это можно было предвидеть. Что делать? Продолжать попытки убедить его или сменить тему?
— Да, это так. — Она решила все-таки прекратить разговор.
Несколько секунд прошло в напряженном молчании.
— И кто же другой счастливчик? — наконец спросил Алан необычно ровным тоном.
Эбони не хотела далее продолжать этот разговор. Он становился опасным. Она уже жалела, что вообще затронула рискованную тему
— Это неважно, — пробормотала она.
— Стивенсон? — настойчиво спросил он по-прежнему безжизненным тоном.
— О боже…
— Мне нужен ответ, Эбони. Это был Стивенсон?
— Да, — выдохнула она и отвернулась к боковому окну.
— Ты спала с ним в этот уикенд?
Она резко повернулась обратно.
— Конечно, нет! За кого ты меня принимаешь?
Он посмотрел на нее жестким, пронзительным взглядом.
— За женщину, которая чувствовала себя оскорбленной. Которая прекрасно знает себе цену. И которая не знала, что я ее люблю. До сегодняшнего дня…
— Ты меня оскорбляешь!
— Но это правда.
— Нет, неправда. Нет… ты не знаешь меня по-настоящему.
— Разве это моя вина?
— Нет, — снова вздохнула она, — Может быть, и нет…
Эбони замолчала, ее опасения усилились. Мнение Алана о ней было еще хуже, чем она опасалась. Поэтому дальнейшие слова Алана принесли ей огромное облегчение.
— Мне кажется, нам надо попытаться забыть прошлое, Эбони. В конце концов, его уже не изменить. Давай думать о настоящем и будущем. Ведь главное в этом.
— Лучше ты не мог сказать, Алан, — охотно согласилась она и облегченно улыбнулась ему.
Он пристально смотрел на нее.
— Я действительно люблю тебя. Может быть, даже чересчур…
Ресторан отеля, в который он ее привел, назывался «Семерка». Он был респектабельным и тихим, и ненавязчивое, но превосходное обслуживание удовлетворило бы любого посетителя, кроме самых законченных снобов. Но наибольшей достопримечательностью его был вид из окна, равного которому не было во всем мире.
В этот ясный и тихий зимний вечер на Сиднейский залив действительно стоило посмотреть. Чернильно-черные воды, как идеальное зеркало, отражали огни моста и окружающего города, напоминая
