отделанный сверкающими бриллиантами ковер. Иллюзия нарушалась лишь проходившими мимо судами, да и то через пару минут спокойствие восстанавливалось.
— Я могла бы просидеть здесь всю ночь, глядя на воду и корабли, — сказала Эбони, пока они ожидали первого блюда. Алан заказал белое вино — по ее выбору, — и она с удовольствием потягивала превосходный напиток.
— Этот отель ведь недавно построен?
— Да, ему всего около двух лет.
— Одно местоположение должно было стоить целое состояние.
Отель стоял на небольшом мысе, который заходил под ближайшие к городу пилоны моста через залив. В Сиднее не так уж много мест, подумала Эбони, откуда открывался бы такой вид на залив и большинство из его знаменитых достопримечательностей: Мост, Набережную, Порт и Оперный Театр.
— Это заметно по здешним ценам, — с грустной миной сказал Алан, — хотя карта вин меня удивила. Принимая во внимание качество, цены вполне разумные.
— Ты еще даже не попробовал, — возразила она.
Его рот скривился в иронической полуулыбке.
— Выпить и лечь спать в пустую постель — разве это может сравниться с тем, когда я с тобой, моя любовь.
— О Алан… — Щеки ее загорелись.
Алан нахмурился, но больше ничего не сказал. За столом воцарилось молчание. Эбони отпила еще немного вина.
— О чем мы будем говорить? — спросила она, когда принесли первое блюдо. У нее была копченая лососина, у Алана — тушеное мясо с карри.
— Мы не привыкли долго разговаривать, не так ли? — сухо рассмеялся он.
Ее обиженный взгляд заставил его примирительно сказать с той же кривой усмешкой:
— Действительно, о чем мы будем говорить — о политике, погоде или экономике?
— Расскажи мне, как у тебя дела с этой новой серией «Горожанин», — предложила она. — Не пострадали ли дела от экономического спада?
Он пожал плечами.
— До некоторой степени. Но в итоге тяжелые испытания заставляют нас увеличивать производительность и делают более конкурентоспособными. Когда конъюнктура снова улучшится, наши дела пойдут прекрасно. Обстоятельства заставили меня искать более перспективные направления, более выгодных поставщиков и новые рынки сбыта. Поверишь ли, теперь я экспортирую товар на азиатские рынки. Кажется, это все равно, что возить уголь в Ньюкасл, но среди богатых азиатов становится модным носить импортную одежду, а не вещи местного производства. Очевидно, это вопрос престижа. Чтобы удовлетворить тех, кто желает носить оригинальные, уникальные вещи, я и занялся теперь моделированием.
— Алан, это великолепно! Но ты всегда был способным бизнесменом. Немногие производители модной женской одежды способны воспринять идеи некоторых современных модельеров.
— А ты можешь? — улыбнулся он.
— Конечно, могу.
— Скажи мне, Эбони, тебе нравится твоя работа?
При воспоминании о своих недавних размышлениях об этом она тяжело вздохнула.
— Я привыкла к ней или, по крайней мере, делаю это, не слишком задумываясь. Всегда приятно носить красивые вещи, и деньги приходят достаточно легко. Но если бы я могла зарабатывать себе на жизнь чем-нибудь другим, то завтра же отказалась бы от этого.
— А если бы тебя попросил муж? — тихо спросил он.
Она смотрела на него несколько секунд, пока не поняла, что он совершенно серьезен.
— Конечно, — ответила она и могла бы поклясться, что он многого ждет от этого ответа.
— Я же говорила тебе, Алан. Я хочу большую семью. Когда мы поженимся, то сейчас же заведем ребенка. Если это тебя устраивает…
— Меня это совершенно устраивает.
Его улыбка была такой широкой, что Эбони чуть не заплакала, она никогда не чувствовала себя более счастливой.
Остаток обеда прошел в непринужденной и теплой атмосфере. Они болтали обо всем, чего не делали никогда раньше, рассказывали друг другу курьезы, случившиеся на работе, подшучивали над вкусами друг друга в одежде, обменивались мнениями о фильмах, которые видели, и местах, в которых бывали.
Никогда еще Эбони не чувствовала себя в компании Алана так свободно, однако, когда вечер начал подходить к концу, у нее появилось огромное желание лечь с ним в постель. Может быть, потому, что она знала — на этот раз все будет по-другому. На этот раз они действительно будут любить друг друга.
И именно Алан, несмотря на то, что прощальный поцелуй превратил их в одно трепещущее, наполненное страстью целое, в конце концов отстранился. Когда же Эбони захотела вернуться в его божественные объятия, он схватил ее за руки и отвел их от себя.
— Посмотрим, сколько мы сможем продержаться, — хрипло произнес он. — Пусть это будет игрой. Новой игрой.
При этих словах Эбони поежилась. Ей не хотелось больше никаких игр между ними. Это было настоящее, навсегда.
— А что, если мне не понравится новая игра? — грустно спросила она.
— Это ненадолго, я тебе обещаю. Но пожалуйста… сделай мне одолжение, Эбони. Это важно.
— Почему это так важно? Если ты любишь меня, а я люблю тебя, то вполне естественно заниматься любовью. Не понимаю тебя, Алан.
— Могу я напомнить твои же собственные слова в начале вечера? Ты хотела проверить мою любовь, удерживаясь от секса. Может быть, я хочу сделать то же самое.
Ее черные глаза удивленно раскрылись. Боже мой, он действительно принимает ее за нимфоманку!
И вновь совершенные ею за последний год поступки обратились против нее самой. Что еще она могла сделать, как не согласиться с ним?
— Хорошо, Алан, — сказала она и, собравшись с силами, приподнялась, чтобы поцеловать его в щеку. — Мы подождем.
Он казался довольным.
— Ты хорошая девочка.
Этой ночью Эбони легла в постель, говоря себе, что, если она будет вести себя спокойно и относиться к нему с пониманием, то все окончится хорошо. В конце концов, ей есть чему радоваться. Алан больше не любит Адриану. Он любит ее. И хочет жениться на ней и иметь от нее детей. Это было гораздо больше того, на что она еще совсем недавно могла только надеяться.
Почему же тогда, ложась в свою холодную одинокую постель, она чувствовала такое беспокойство? Почему ей продолжало казаться, что попытки приобрести доверие и уважение Алана обречены на неудачу?
Однако последняя мысль, промелькнувшая у нее, прежде чем она погрузилась в сон, не была такой пессимистичной. И все же она заставила ее глубоко вздохнуть. Гарри убьет ее, когда она скажет, что снова передумала!
8
Так получилось, что Эбони несколько следующих дней не имела возможности поговорить с Гарри лично. Во вторник, среду и четверг днем она была занята работой, а выходы с Аланом отнимали все вечера почти до полуночи. Гарри через ее автоответчик передал ей, чтобы она сама связалась с ним, а если не
