Ах, горе лузитанцу, горе! Он мельницу принес в мешке заплечном. Когда-то двигала ее вода Мондёгу[3], Сегодня крутят крылья воды Сены… Черна ее мука! черней угля… Молитесь за того, чьи думы неизменны: За мельника тоски… Поэма «Лузитания в Латинском квартале».
Сборник стихов Антониу Нобре «Один» был опубликован в Париже 2 апреля 1892 года издателем, который выпустил уже книги Верлена, Малларме и других символистов. Через шесть лет было осуществлено второе издание, уже в Лиссабоне, исправленное и дополненное автором.
Несмотря на непонимание и нападки, которыми было встречено первое издание, оригинальность и художественная ценность книги Нобре, чрезвычайное разнообразие ритмов, интересные поиски в области формы в конце концов заставили признать ее автора одним из лучших португальских поэтов, а его творчество — переходным от поэзии романтизма XIX столетия к творчеству поэтов XX столетия, многими своими чертами предвещающим современную португальскую поэзию. В статье «В память Антониу Нобре», написанной в 1915 году, поэт Фернандо Пессоа, символ португальской словесности уже нового времени, подчеркивает, что Антониу Нобре первый раскрыл европейцам душу и национальный уклад жизни португальцев: «Он пришел осенью в сумерках. Несчастен тот, кто понимает и любит его. Когда он родился, родились мы все».
О, трубка! Дивное кадило, Тебе я должное воздам, В честь прошлого, что так мне мило, Курить я буду фимиам. И этот дым, душист и тонок, Напомнит, как я вечерком, Еще проказливый ребенок, Боясь отца, курил тайком. Счастливыми, цветными снами Возникнут, в памяти летя, Мужчина в полутемном храме, За ручку с нянькою — дитя. И в тишине слепой и хрупкой, В ночной глубокой тишине, Оставив все, с любимой трубкой Беседую наедине. Я с трубкой обо всем судачу В той башне Анту[4], где живу. Проходит ночь… Порой я плачу, Куря и слушая сову. Ах, трубка, я молчу об этом, Но про себя печалюсь я: Верна ты дружеским обетам, Но где другие — где друзья? Укрыл давно их сумрак синий… Ближайшие, те трое, те… Погибли или на чужбине, Следы их скрыты в темноте. Коль Бог настроен благодушно, Прошу о мертвых, и во сне Они, печально и послушно, С кладбищ своих идут ко мне. Гостей из этой дали дальней Встречаю, обращаясь в слух, Беседуем мы с ними в спальне, Пока не закричит петух. Другие странствуют по свету, Пять океанов, миль не счесть… Сто лет от вас ни строчки нету! И живы ли еще? Бог весть… Сиротство так сродни покою, Живу, печалью осиян. Друзья, что навсегда со мною, Вы — осень, трубка, океан! Когда застынет кровь в ознобе И я закончу путь земной В украшенном, добротном гробе,
