растерянности. Опомнившись, он подался к Ацарши и привлёк её к себе, гладя её большую мудрую голову. Ацарши схватилась за него, пальцы её скрючивала судорога, когти раздирали одежду и кожу Н’йирры. Он не замечал физической боли. Ацарши дрожала и плакала в его объятиях.
- Ох, - шептала она, - ох... ничего нет... никого не осталось... Как они могли? Н’йирра, как?!
Н’йирра молчал. Что было тут отвечать ей? Тоска охватила его, как сильный противник, и болели его три сердца.
Признаться, иной раз он спрашивал свою душу: почему Й’ранла ничего не предпринял, когда стало ясно, что его «лезвие» задерживается сверх всякой меры? Пусть Й’ранла не из тех, кто одержим победами и ищет себе знаков доблести, но его слово много значит в Собрании Учителей. Ему не составило бы труда поднять в космос целую «малую свиту» и добраться до Тираи. Немыслимо ведь, чтобы парные лезвия предали свои клятвы...
Вот, значит, как оно было.
«Й’ранла, Й’ранла, прости меня за зловонные мысли. Верю, тогда, сто лет назад, ты забыл о своём мирном нраве и встретил светлую смерть», - Н’йирра закрыл глаза. С опозданием на сто лет он прошептал строки древней погребальной песни, которой «лезвия» прощались друг с другом. Её нужно было петь, но он не мог.
- Обещание светлой смерти: ни о чём не тревожься. К горизонту уходит ветер вслед за солнцем. Оставляет леса и реки, горы и долы – ради друга, не ради долга... Вечер. Уже скоро.
Слушая его, Ацарши перестала плакать. Некоторое время они сидели так, обнявшись, в темноте, и молчали, прислушиваясь к биению сердец друг друга.
Потом Н’йирра сказал ей:
- Так, Ацарши: ясно мне, в чём наш с тобой долг. Мы многое помним, и ещё больше помнит наш корабль. Кто мог бы предвидеть, насколько важным станет всё это! Даже развлекательные комплексы и те нынче дороже крови детей, потому что утрачено всё, всё... Люди Ррит Тираи ступят на Ррит Кадару, мир царствующий, и вернут ей душу прежних времён.
- Ты прав, воин и убийца воинов, - ответила Ацарши.
- Это ясно, - повторил Н’йирра, - и здесь нет вопросов, которые беспокоили бы меня.
Тогда Ацарши поднялась с его колен. Её огромные золотые глаза засветились в сумерках; линии тёмного пигмента на веках ещё оставались влажными от слёз, но взгляд вновь сделался твёрд и мрачен. Уши Ацарши приподнялись.
- Да, - вновь подтвердила она. – Беспокойства достойны другие вопросы.
- Если действительно утрачено всё, то кто, как и зачем сохранил координаты Тираи? – спросил Н’йирра.
Несколько вздохов Ацарши молчала. Затем усмехнулась:
- Вот ты о чём. Это мы спросим у мальчиков, так узнаем. Меня беспокоит другое.
- Что?
- Сами мальчики. – Ацарши села. – Что случилось с людьми? Меньше пары столетий прошло. Но я смотрю на наших гостей, и мне кажется, что минули тысячелетия.
Н’йирра не шелохнулся, когда она встала и прошла к стене, приказывая кораблю пробудиться. Энергии в чри’аххаре оставалось немного, ай’аххар гостей не нёс дополнительных энергетов, он вообще не нёс никаких, потому что двигали его иные устройства, созданные по иным принципам. Подзарядить корабль они не могли. Ацарши тратила неприкосновенный запас, но она была в своём праве. Вспыхнул огромный экран, озарив зал холодным зелёным и голубым светом. На экран выводилось изображение с крошечной летучей камеры, а саму камеру заякорили на генетический код Л’йарсы.
- Л’йарса, - велела Ацарши, - расскажи.
Качнулась череда светлых кос. Близко-близко показались ярко-зелёные, как у Н’йирры, глаза, и наконец камера сфокусировалась.
