Много часов подряд стояли так полчища вооруженных до зубов воинов, собравшихся здесь, чтобы уничтожить друг друга. Ждали гонца. Наконец он показался. Он гнал коня во весь опор, и, завидев его, в нетерпении заревели оба войска. Передние их ряды прикрылись щитами, чтобы сбить натиск первой атаки, самой яростной и жестокой, остальные ощетинились стрелами, копьями и мечами. Гонец доскакал, бесстрашно встал между двух огней и поднял вверх руку. Тишина воцарилась над полем. Гонец набрал в грудь побольше воздуха и зычно крикнул, провозглашая волю богов:
— Спустить псов! — И поскакал прочь, чтобы быстрее убраться с дороги.
Яростный дикий рев разочарования вырвался из множества глоток. Лучники взметнули вверх луки, и тысячи стрел с оглушающим свистом пронзили небо. Снова и снова натягивали лучники тетиву, чтобы дочиста опустошить колчаны от ставших бесполезными стрел: звезды против кровопролития. Так сказали ведуньи, живущие в лесах, и никто не осмелится нарушить запрет, войска разъедутся, не убив ни одного врага. Когда все стрелы осыпались на землю, оба войска спустили собак и хищных птиц.
Под одобрительные крики людей в кровавой схватке сцепились овчарки и свирепые лохматые псы, обученные охоте на диких зверей в лесных чащах. Снег стал красным, а воздух — темным от поднявшихся в небо сотен соколов-сыроядцев, кречетов, ястребов, сарычей, которые бились, сталкиваясь грудью и на лету выхватывая из вражеских тел куски мяса.
Лай, рычанье, гортанный клекот, возбужденные крики воинов, стоны раненых и умирающих собак — все смешалось в ужасающий, отвратительный гул. А когда сражающиеся наконец перебили друг друга, на поле, залитое кровью, опустились уцелевшие птицы да с окрестных лесов поднялись и закружили в небе сотни воронов, еще с вечера в нетерпении поджидающие добычу. Охрипшие от криков войска разъехались, не пролив ни капли вражеской крови, а война, согласно предсказанию, была отложена на три месяца.
Дочь Сохора, разъяренная тем, что ей не удалось потешиться на поле битвы, возглавив большую дружину отца, огнем и мечом тут же прошлась по Заозерным рудникам. Жилища рудокопов были обращены в пепел, шахты завалены каменными глыбами, орудия разрушены, и многое число жизней погублено…
Далибор еще две недели не возвращался домой: он пытался поймать Дору. Напав на след ее отряда, он перебил половину разбойников, но Дора, как змея, в который раз ускользнула.
11.
Небольшая, последняя, горсть камешков, взятая из ларца с фамильными драгоценностями старинного королевского рода Далибора, не могла особенно украсить синее платье Аны, которое спешно расшивали ко дню выбора невесты, но это было лучше, чем ничего. Две молодые искусные швеи трудились без отдыха, стараясь уложиться в срок и угодить королю. По указанию Аны, пышную шуршащую юбку они прошили золотыми нитями, по низу расположили самые крупные камни, а лиф и узкие рукава вразброс украсили крошечными звездочками алмазов. Поначалу швеи ворчали, возмущенные простотой замысла, но Ана настояла на своем, и вскоре стало ясно, что платье выходит удивительно красивым.
Замок готовился к свадьбе. В знак уважения, во все крупные роды королевства уже были разосланы приглашения показать невест, хотя, по обычаю, любая девушка могла посетить замок короля в этот день, и ее обязаны были принять с почестями. Король выберет себе невесту, и через неделю назовет ее своей женой.
В замке был только один человек, недовольный предстоящими празднествами. Это была Урсула. Прямая, как жердь, она ходила по замку, наблюдая за тем, как варят в больших котлах мясо и коптят колбасы, как скребут полы, чистят потемневшую мебель и трясут ковры. Плотно сжав тонкие губы и сложив на животе руки, она смотрела издалека, как швеи корпят над платьем невесты, и лицо ее все больше омрачалось — так грозовая туча темнеет с каждой минутой, наливаясь влагой, пока не грянет гром. Поздним вечером, улучив минуту, она вошла в покои Далибора.
Король сидел за столом и что-то быстро писал. Увидев Урсулу, он кивнул и отложил перо.
— Ты чем-то недовольна, няня? — спросил он, откинувшись на спинку кресла. Лицо у него было осунувшимся.
Урсула помолчала, не зная, с чего начать.
— Далибор… Я нянчила тебя…
— Говори без предисловий.
Женщина угрюмо взглянула на короля.
— Она околдовала тебя. Заморочила. Оплела сетями, из которых ты не можешь выбраться. Ты должен найти в себе силы и освободиться от нее, мой мальчик!
Далибор нахмурился.
— Ты скажешь, что я уже стара, слепа и глуха… Но чтобы понять, что она ведьма, не нужно быть особенно зорким… — Урсула подошла поближе к королю и наклонилась, чтобы лучше видеть его глаза при свете свечи. — Из-за нее ты выглядишь больным, изможденным, как будто тысячи болезней напали на тебя. Ты слаб. — Урсула выпрямилась и отрезала: — Это из-за нее ты перестал быть похожим на короля, на мужчину!
Далибор ударил ладонью по столу.
— Не забывайся!
— Посмотри на нее внимательно, и ты скажешь, что я права, — не смутившись и говоря тише, но убедительнее, продолжала Урсула. — Разве ты не видишь? Она слушает тебя и не слышит… а когда смотрит, то кажется, что она видит сквозь тебя. Ее боятся все собаки… Она, как привидение, шляется по ночам… Каждую ночь она торчит на крыше башни и смотрит, смотрит в окно, на горы — как будто зовет из темноты что-то темное… — В голосе Урсулы проскользнул страх. — А ее красота? Разве может быть женщина такой красивой? И ей ничего не делается… даже после такой жестокой болезни, когда любая красота сойдет с лица. Но нет… только не у нее… — Урсула с осуждением покачала головой. Король слушал, опустив глаза. — Ты ничего не знаешь про эту женщину, и уже хочешь сделать ее нашей королевой!
— Мои подданные любят ее, — тихо сказал король.
— Ну, да… Она умеет залезть в душу… Улыбнуться, когда нужно, притвориться страдающей, несчастной… Это колдовские штучки, Далибор… Знаешь, что я думаю?… — Урсула печально глядела на короля. — Она не просто ведьма. Она сумасшедшая… — Король вздрогнул и поднял глаза. — Вчера ночью я подошла к ее дверям и приоткрыла. Она стояла у окна, ее шатало из стороны в сторону… Потом она села за стол, взяла зеркало… — Далибор слушал Урсулу, и такое страдание вдруг отобразилось на его лице, что старая женщина на минуту замолчала, пронзенная жалостью, но потом заговорила снова: — Она смотрелась в зеркало и твердила с безумным видом: «Нет!»
— Что? — не понял король.
— Она говорила в зеркало: «Нет! Нет!» — Урсула перевела дух.
— Няня, она перенесла тяжелую болезнь… Это я ранил ее, не забывай…
— Она спасла Дору!
— По неведению.
— Не женись на ней, Далибор, заклинаю тебя всеми нашими богами… Она погубит и тебя, и все наше королевство… — Урсула заплакала.
— Я люблю ее, няня, — спокойно и твердо произнес король. Он встал и прошелся по комнате.
— Хорошо… — сказала Урсула, вытирая слезы. — Хорошо… Я не хотела говорить тебе… Знаешь, кто украл платье невесты? — Король обернулся и замер на месте. Урсула закивала головой. — Я сама это видела. Той ночью, перед вашим уходом, она вместе с этим гаденышем, которого ты подобрал в лесу и который ненавидит тебя, разрезала платье на сотни кусочков и спрятала у себя под периной. Ты не видел ее лица, Далибор… Возбужденное, раскрасневшееся… Она так торопилась, будто за ней гнались…
— Я не верю.
Нянька короля кивнула и, сгорбившись, побрела к двери.
— Я люблю эту женщину… больше жизни! — крикнул ей вслед король.
Не оборачиваясь, Урсула вышла и тихо прикрыла дверь.
В ночь перед днем выбора невесты Ана заснула на удивление быстро. Ей приснилось, что Далибор входит в комнату, садится за стол и молча начинает есть. Он не смотрит на нее. Сердце у Аны сжимается от внезапной тревоги. Ей больно, как никогда, но гордость не позволяет ей заплакать.
— Почему ты не смотришь на меня, Далибор? — хочет спросить она, но он опережает ее.
— Очень много дел, — по-прежнему не глядя на нее, в сторону, говорит король. Он знает, что Ана
