Бесконечно тянулись минуты, а Сикс даже не шевельнулся. А потом, не подумав, что творит, слегка сжал пальцы. Грудь оказалась действительно мягкой и податливой, сосок превратился в твердый бугорок, который он ощущал ладонью даже сквозь тонкую ткань ее ночной сорочки.
О, Боже! Какая она приятная наощупь!
Член набух, запульсировал и болезненно вжался в джинсы, а кровь все продолжала и продолжала приливать к нему. Стараясь не обращать внимания на мучительно сильное возбуждение, сковавшее низ живота, Сикс закрыл глаза и сосредоточился на ее душе.
Все. Тебе пора. Ты свободна. Будь свободной и лети навстречу своей судьбе.
Ее сердце отозвалось бешеным стуком под его ладонью. Быстрее, быстрее, быстрее… Потом пропустило удар, и сердцебиение начало замедляться. Сикс чувствовал, как ее энергия собирается у него в руке. Ладонь стала такой горячей, что, дотронься он до чего-нибудь еще, наверняка бы расплавил.
Его член, казалось, жил собственной жизнью. Он горел и пульсировал, отвечая на ее близость так же, как горела и пульсировала его ладонь над ее сердцем. И Сикс не мог заставить себя не вглядываться в ее лицо, словно хотел запомнить каждую черточку.
Внезапно он заметил, что она пытается открыть глаза. Длинные ресницы задрожали, а потом явили взору Сикса поразительные глаза, глядящие прямо на него.
Ее взгляд пронзил его, словно копьем, розовые губы приоткрылись в безмолвном вдохе.
— Что… Почему…
В следующий же миг она притихла и выгнулась дугой под его рукой, издав тихий, переполненный страстью стон, и Сикс буквально физически почувствовал болезненный удар такого сильного возбуждения, какого даже и представить не мог.
Она прикусила нижнюю губу, глаза ее затуманились, и Сикс подумал, что эту горячую, восхитительную женщину создали для любви. Ее тело извивалось, как будто она была под мужчиной. Нет, не под мужчиной — под жнецом. Под ним.
Сикс стиснул зубы, стараясь выбросить эти мысли из головы и чувствуя, как его воля борется с ее.
— Уходи, тебе пора, маленькая, — проговорил он, не дыша. Голос вышел каким-то рваным, а тон даже ему самому показался полным отчаяния.
Сикс понял, что долго так не протянет. Ему было ужасно сложно противостоять жестокому, ослепляющему желанию поцеловать ее. Поцеловать не как жнец, а как мужчина. Господи, как же ему этого хотелось! Хотелось так сильно, что ему казалось, будто от борьбы с самим собой кости внутри этого тела вот-вот сломаются.
— Уходи, — сухо выдавил он, — прошу тебя.
На мгновение ее тело напряглось, глаза на долю секунды распахнулись, прежде чем закрыться. Длинные ресницы замерли на молочно-белой коже ее лица.
— Это ты, — мечтательно выдохнула она.
Одно тихое слово произвело на него такой эффект, как будто она прокричала его прямо в ухо Сиксу. Она так произнесла «ты», словно он был кем-то давно знакомым, кем-то дорогим для нее.
Сикс резко убрал руку. Ладонь горела. Сердце выбивало тысячу ударов в минуту. Он был потрясен до глубины души. Чувства, переполняющие его, вышли из-под контроля.
Основной инстинкт взял верх.
Он хотел буквально растерзать ее. Съесть ее. Сорвать эту штуку из почти прозрачной ткани и провести языком между ее грудями. Хотел покрыть ее. Хотел, чтобы длинные ноги обвились вокруг его бедер. Хотел наполнить ее тело тем, что сейчас грозило взорваться на тысячи кусков. Он хотел поиметь ее. Сильно, грубо. И прямо сейчас.
Ужаснувшись собственным мыслям и чистому, яростному вожделению, которое охватило его, Сикс сделал шаг назад, потом еще один, глядя, как пульс у основания ее горла пытается вернуться в нормальный ритм.
С ним было что-то не так. Каждый сумасшедший удар ее сердца эхом отдавался у него в груди. На каждое ее прерывистое дыхание он отвечал тем же. Он был возбужден. И вовсе не тем, что должен был забрать ее душу.
От сильнейшего физического влечения Сикс был готов закричать и разорвать служившее ему тело собственными руками.
Он выскочил из ее комнаты, осознавая, что инстинкты предали его. Он не узнавал себя. Казался себе чудовищем.
И среди горящих в его голове мыслей одна жгла его, словно огонь. Сикс со всей серьезностью осознал: пока он будет пытаться ее убить, она будет пытаться вдохнуть в него жизнь.
Глава 4
Наступил день. Ее первая свадьба. Шелби едва держалась на ногах, капризничала и нервничала так, как нервничала бы любая на ее месте. В то утро она сидела за столом на кухне перед чашкой кофе, глядя на поднимающийся над ней пар.
Всю ночь она не сомкнула глаз. Ворочалась в постели, листала журналы. Потом просто лежала, глядя в потолок и пытаясь разложить по полочкам спутанные мысли. Когда ей, наконец, удалось уснуть, она снова видела во сне его. И снова проснулась с больной головой и повышенной чувствительностью в самых неожиданных местах.
В последнее время Шелби почти не знала отдыха. В течение дня у нее покалывало в позвоночнике, и она чувствовала, что что-то не так. Ей казалось, что за ней следят, и Шелби начала подозревать, что Фрэнк опять ее преследует. Хотя вполне вероятно, у нее начала развиваться паранойя.
Она снова просмотрела свои записи по свадебной церемонии. В сотый раз проверила список. Пятьдесят четыре овальных букета в серебряных вазочках в качестве основного акцента декора. Две высокие серебряные вазы в форме конуса для буфета. Три хрустальные цилиндрические вазы для стола жениха и невесты. Семьдесят дюжин белых роз. Четыреста восемьдесят эустом[11]. Девятьсот пятьдесят гвоздик. Все учтено и подготовлено. Цветы охладили заранее.
Макс еще никогда ее не подводил. Этот парень был пунктуальнее будильника. Шелби знала, что, придя в магазин, найдет его там в полной готовности загрузить грузовик, отвезти заказ по адресу и, как это бывало тысячи раз, спасти день, если будет нужно. Да, все было прекрасно. У нее были Макс, Олли и… куча нервов.
Ну, допустим, беспокойство было объяснимо: пятьсот человек будут оценивать результаты ее трудов. Пятьсот человек будут смотреть на букеты, зная, что все сделано в «Цветочной поляне». Пятьсот человек сегодня вечером будут решать, иметь в будущем дело с ее магазином или нет.
В животе у Шелби как будто копошились черви. Даже кофе не помогал, поэтому она добавила еще одну ложку, чтобы сделать его крепче. Ей никогда даже в голову не приходило, что она может так нервничать. А теперь она очень сомневалась, что эти нервные завихрения в животе когда-нибудь прекратятся.
По крайней мере, она уже начала пить витамины. Шелби больше не чувствовала слабости с той самой ночи, которой, как она пыталась себя убедить, никогда не было. Она пребывала на пике активности и была готова сделать все, что угодно, лишь бы эта свадьба прошла на ура.
Приняв ванну, Шелби влезла в джинсы, натянула старую мягкую белую футболку и обула видавшие виды кроссовки. Волосы она собрала в хвост на затылке, прихватила свою раздутую, как воздушный шарик, сумку, в которой, одному Богу известно как, вмешались тысячи вещей, и вышла на улицу.
Больше часа спустя Шелби ехала рядом с Максом в загруженном до предела цветами грузовичке. Прислонившись лбом к окну, она закрыла глаза, чтобы подумать. О нем.
В последнее время она частенько о нем думала. Мысли как будто сами обращались к нему, наполняя тело приятными воспоминаниями. О том, каким он был. О том, что он заставлял ее чувствовать. О том, как
