дыхание перехватывало, и тогда она окликала маленького человечка — своего проводника в подземном мире, своего карикатурного Орфея — и свершалось чудо: Карел неизменно отзывался, а порою даже возвращался — звал её, ругался, тормошил и теребил, заставлял двигаться. Как он разворачивался в узком туннеле, оставалось загадкой. А она, оказывается, засыпала, точней, впадала в полусонный бред и так ползла, бездумно двигая руками и ногами. Сколько времени всё это длилось, Ялка не могла сказать, но уж никак не меньше часа. Крысы проделали поистине титанический труд. Карел полз. Она ползла. Гремела цепью и ползла, выплёвывая землю, раздирая локти и колени, царапая обритой головой грязный свод. Живот мешал неимоверно, она не могла даже прилечь, разве что на бок. Сверху капало, один раз путь им преградила яма, и обоим пришлось саженей десять или больше проползти по горло в ледяной воде. Карел булькал и ругался, Ялка задирала голову, вжималась в потолок и стискивала зубы, чтоб не закричать. Случись обвал, их погребло бы. Но ничего не рухнуло (по крайней мере, над ними), хотя не дважды и не трижды Ялка слышала — то спереди, то сзади — мокрый шорох осыпающейся земли.
Но, как известно, ничто не вечно. Если идти, то всякий путь заканчивается. Так же было и тут. С течением времени земля стала суше, воздух — посвежее, наконец пошёл подъём, и Ялка, следуя за Карелом, вползла и вывалилась в какую-то просторную подземную полость. Здесь было по-прежнему темно — хоть глаз выколи, зато, по крайней мере, сухо и можно стоять во весь рост. Девушка еле выпрямилась, держась за стену сделала несколько шагов, и тут, недалеко от выхода, силы вдруг оставили её. Усталая, голодная, замёрзшая, она опустилась на землю и больше не двинулась.
— Уф! Наконец-то свобода, свобода! Мне хочется кричать «ура»! — услышала она бодрый голос маленького человечка и вздрогнула, — это Карел тронул её за руку. — Эй ты чего?
— Мы... всё ещё под землёй? — вымолвила она. Зубы выбивали дробь, замёрзшие губы едва шевельнулись. Ей было холодно, тело била дрожь.
— Да, но уже в пещерах. Чего ты села? Вставай.
— Я не могу. Я устала... Долго нам ещё?..
— О нет, только не сейчас! — запротестовал Карел. — Нам нельзя останавливаться — здесь же ничего нет: я бросил вещи горизонтом выше, где посуше. Там одеяла, припасы... Вставай, замёрзнешь!
— Дай мне немножко посидеть. Я только отдохну, совсем немножко отдохну... И пойду.
— Какой отдых! А если за нами гонятся?
Ялка в изнеможении откинулась к стене и закрыла глаза, переходя из одной темноты в другую.
— Пусть... гонятся...
И в самом деле — вряд ли кто решится выдержать такой кошмар по доброй воле.
Несколько секунд Карел, видимо, размышлял, потом решился.
— Ладно, сиди, — сказал он. — Я скоро вернусь, принесу огня и что-нибудь поесть. На, возьми мой плед, а то замёрзнешь.
Они нашли друг друга на ощупь. Ялка опять вздрогнула.
Власяница была мокра насквозь. Мгновение девушка колебалась, потом махнула рукой: сейчас было не до ложной стыдливости, к тому же темнота скрывала всё. «По крайней мере, волосы сушить не надо, — безразлично подумала она. — Хоть что-то хорошее...» Она с трудом стянула рубище и завернулась в плед, который оказался неожиданно сухим. Ялка, как ни была измотана, нашла в себе силы удивиться.
— Как он у тебя не вымок?
— Шутишь? Я ж не дурак тащить его с собой. Я оставил его здесь. Никуда не уходи.
Карел удалился, шаги смолкли. Воцарилась тишина, только где-то далеко чуть слышно капала вода. Ялка долго сидела в темноте, дремала, вскидывала голову на каждый шорох, пока в конце туннеля наконец не показался свет жалкий огонёк, но после стольких часов, проведённых в темноте, он показался Ялке просто ослепительным. Она смотрела на него и жмурилась, согреваясь уже от самого вида огня, хотя дыхание сгущалось в пар. Тем временем Карел подошёл, сбросил на пол мешок и выволок оттуда одеяло в скатке. Свет фонаря дал девушке возможность рассмотреть получше как пещеру, где они очутились, так и себя. И если вид пещеры не вызвал неё особых эмоций, то собственный...
— Боже мой...
— Что? Что случилось? — Карел забеспокоился и поднял фонарь. — Ты чего?
— Спрячь фонарь. Вообще не смотри на меня! Боже, какой кошмар... Фу! Я грязная, как собака.
— Ох! А я-то подумал... Ну и напугала ж ты меня! Что ты орёшь? Я тоже грязный. Ничего, отмоемся.
— Где?
— Я знаю места. И вообще, хватит ныть! Встряхнись, приди в себя. Гей-гоп! — Он сделал пируэт. — Ведь ты же снова на свободе.
— На свободе? — Ялка попыталась сесть поудобнее и застонала. Мышцы затекли, поясница распрямилась чуть ли не со скрипом, на ногах звякнула цепь. — Пока мы ещё никуда не вышли. Может, для тебя это и свобода. Но куда пойду я, такая... такая... Фу...
— Брось. По сравнению с тем, что было, это пустяки, дело житейское. Главное, что ты жива. Есть хочешь?
— Смертельно, — призналась Ялка.
— На. Здесь хлеб и ветчина. Если хочешь, я могу намазать сверху сыру или мёду.
— Намажь и того и другого.
— О! Наконец нашёлся кто-то, кто меня понимает! Держи.
Но кусок едва лез в горло. Кое-как Ялка сжевала половину, остальное решила заначить до лучших времён, когда у них будет огонь и вода, и сунула в сумку. «Я беременна, — тускло, пребывая в некотором оцепенении, напомнила она себе. — Я ношу ребёнка. Меня столько времени морили голодом. Я должна есть за двоих, а мне не хочется... Странно. Однако надо».
Она достала бутерброд и съела его до крошки.
— Теперь пошли, — скомандовал Карел.
— У тебя нет какой-нибудь одежды?
— Нет. Можешь оторвать кусок от одеяла.
— Жалко.
— Рви, оно старое.
— Лучше б ты раздобыл рубашку или башмаки... — вздохнула Ялка, повязывая плед как юбку, а обрывок одеяла — как шаль. Оглядела себя. — Боже, на кого я похожа! — Он встала. Под ноги попалась ненавистная хламида. Ялка вся перекосилась, пнула её и чуть не рухнула, когда кандалы рванули за ноги. — Ох! — Она закусила губу от боли и присела, потирая лодыжку. — Так я никуда не убегу.
— Они на это и рассчитывали. Вставай, здесь недалеко.
— Куда мы?
Карел вскинул на плечо мешок и поднял фонарь.
— Увидишь.
То ли Карел ей нарочно соврал, то ли просто из-за Ялки им пришлось идти медленней, но путь оказался длиннее, чем она ожидала. Зато можно было идти. Не ползти, не плыть, а именно идти — уже одно это могло быть сущим наслаждением, когда б ещё не кандалы, которые гремели и при каждом шаге дёргали лодыжки. От еды и ходьбы девушка слегка согрелась. Она уже вполне приноровилась к оковам и шагала вполне уверенно, только морщилась, когда острые камешки кололи ступни. («Эх, — мелькнула мысль, — сейчас бы мне те башмаки!») По сторонам она почти не смотрела, тем более что за границей светового круга не было ничего интересного, и остановилась, только когда ощутила под ногой истёртые каменные ступени и ушибла палец.
— Ой! Что это? Лестница? — Она присела и потрогала рукой. — Это не похоже на пещеру... Где мы, Карел?
— В шахтах.
— Я и не знала, что здесь есть такие шахты. Что здесь добывали?
Маленький человечек ответил не сразу, долго стоял и мялся, будто испытывал неловкость.
— Ничего не добывали, — наконец сказал он. — Это старые катакомбы дварагов. Люди зовут их цвергами.
— Горные гномы? — поразилась Ялка. — Так это что — пещеры гномов?!
