Князь Святослав знал, что борьба с Иоанном будет долгая и жестокая. Римские императоры уже давно собирали силы и воевали с Русью — правда, чужой кровью; это они с давних пор подстрекали хозар идти на Русь, строили им крепости; они протягивали к Руси свои когти из Климатов, подбивали Русь против Болгарии, а Болгарию — против Руси; это они подбили печенегов ударить в спину русам…
Теперь император Иоанн вел легионы против Руси, О, как ясно видел Святослав свою ошибку под Адрианополем! Тогда, столкнувшись с русскими воями, император Иоанн заговорил о любви и мире… Нет, не о любви и мире с русами думал тогда захваченный врасплох император. Он понял, что не может победить, испугался и предложил Святославу почетный мир…
Почетный мир! Теперь киевский князь Святослав видел, чего стоит мир с императорами, чего стоит их царское слово, но сейчас думать об этом было поздно… Сейчас ему нужно укрепиться здесь, в Доростоле, и стоять насмерть.
Правда, не все тут, в Болгарии, искали спасения в Доростоле. Еще в то время, когда князь Святослав выступил со своими воями из Переяславца в Доростол и когда повсюду разнесся слух, что именно в Доростоле русский князь столкнется не на жизнь, а на смерть с императором ромеев, темной ночью бежал из Доростола в горы, на запад, вместе со своей дружиной кмет Банко, вслед за ним, нагрузив на челны свое добро, подались вниз по Дунаю купцы и некоторые боляре.
Но это была капля в море. По кмету и его дружине, купцам и болярам в Доростоле никто не тужил. Кроме бежавших, в Доростоле осталось еще немало купцов и боляр. Ехали они сюда и из других придунайских городов. Одним из первых прибыл в Доростол великий болярин Мануш, за ним прискакали боляре Горан, Радул, Струмен.
Сюда полк за полком подходили, развернув знамена, вой князя Святослава. Часть их вступала прямо в город, некоторые становились лагерем на равнине у стен Доростола.
Вместе с ними, а иногда вслед за ними, также под знаменами, шли вой Болгарии — они искали убежища в Доростоле и располагались на равнине.
На всех дорогах, что вели к Доростолу, слышались топот, скрип колес; ехали верхом, шли пешком у возов с высокими колесами, откуда выглядывали испуганные женщины и черноглазая детвора, шагали молчаливые, задумчивые повинники и смерды; от самых Железных ворот к Доростолу плыли челны.
Так постепенно в Доростоле собралось все войско князя Святослава, сюда бежало множество людей из Придунайской равнины, сюда же, в Доростол, незадолго перед тем как уже должны были запереть ворота, на нескольких колесницах и верхом прибыло много бородатых людей в черных длинных рясах.
Когда их впустили в город, старейший из них — высохший, необычайно бледный старец — попросил отвести его тотчас к Святославу.
Князь Святослав говорил с ним в доме кмета, где, видимо, расположился теперь надолго.
— Я пришел к тебе, князь, чтобы ты защитил меня и мою паству… — начал старец, остановившись перед Святославом.
— Кто ты, отче? — спросил Святослав. — И что у тебя за паства? Вижу я, что ты очень устал. Садись, отдохни здесь, отче!
— Я — патриарх Дамиан, а паства моя — все христиане Болгарии… — ответил старец и глубоко вздохнул.
— Святой патриарх, — Святослав улыбнулся и сел напротив, — как могу я защищать тебя, ведь я же язычник. Не Христу, а Перуну и другим богам поклоняюсь со своими воями.
— Княже Святославе, лучше уж мне прийти к тебе, язычнику, чем к императору и патриарху константинопольскому, которые ненавидят, проклинают и уничтожают нас, болгарских христиан…
— Не ведал я, — усмехаясь, промолвил Святослав, — что христиане ненавидят и уничтожают христиан. Сказывали мне, будто христиане проповедуют: «Не убий!»
— Княже Святославе! Все ромеи, от императора с патриархом до последнего патрикия и священника, только говорят: «Не убий!» А на самом деле они разбойники, грабители и просто воры…
Князь Святослав промолчал.
— Я говорю по правде, княже, — продолжал патриарх. — Ты сказал, что я христианин, а ты язычник, и это так. Мы люди разной веры… Разная вера и у нас в Болгарии. Знаю я, что разные веры есть и на Руси. Но ведомо мне и то, что мы в Болгарии терпим разные веры, а ты, княже, терпишь разные веры на Руси. Так и должно быть, каждый молится по-своему; сам Христос сказал, что для Бога нет ни эллина, ни иудея.
Патриарх Болгарии очень устал после трудной дороги в горах, к тому же он сейчас волновался и потому на некоторое время умолк.
— Давно уже константинопольские императоры и патриархи ненавидят нас, болгар, ибо мы верим во Христа, но не верим в сатану, которого они заперли в Софийском соборе. Наш народ не хочет и слышать о патриархе константинопольском, ибо знает, что за ним стоит император. И сколько крови уже пролили за это болгары! Кесарь Симеон отдал за это свою жизнь… Но кесаря Симеона не стало, а его наследники продались Константинополю, огречились, привели в страну ромеев. Я, княже, сейчас из Преславы. Ромеи убивают болгар, разграбили все храмы, издеваются над нами, христианами…
— А кесарь Борис? — спросил Святослав.
— Что кесарь Борис? — промолвил патриарх, воздев глаза горе. — Его мать — гречанка, с молоком матери он впитал лютую ненависть ко всем болгарам-христианам… Я проклинаю Бориса!
— Дивно мне слышать, — промолвил Святослав, — что патриарх Болгарии проклинает своего кесаря. Горе Болгарии, коли в ней такое творится! Но чем же я могу помочь тебе, отче?
— Прими нас в Доростол, — попросил патриарх. — Ты, князь Святослав, язычник, как и твои вой, но я буду молиться, чтобы ты победил ромеев…
— Я не верю во Христа, — сказал Святослав, — но, если в Болгарии нет места для ее патриарха, оставайся здесь, отче…
5
Микула увидел Ангела издалека — он работал сразу же за колибой на огороде, разбивая заступом землю. Ангел выбирал камни.
И Ангел узнал Микулу. Едва только русский воин свернул с дороги и направился во двор, Ангел бросил заступ и поспешил ему навстречу.
— О, днесь доброго гостя маю! — закричал Ангел. — Цвитано, Цвитано! — позвал он жену.
Она прибежала, радостная, возбужденная, с румянцем на щеках.
— Как хорошо, что ты пришел! — заговорили они наперебой.
Но Микула был встревожен, обеспокоен.
— Лучше бы мне ныне не быть вашим гостем, — начал он.
— А что? — испуганно посмотрел на него Ангел.
— Зашел попрощаться. — Микула тяжело вздохнул. — Уходим на Дунай.
Ангел понял, о чем говорит Микула; он давно уже видел синие дымки на перевалах, слышал днем и ночью тяжелую поступь русских воев, спускавшихся в долину.
— Значит, это правда? — спросил Ангел,
— Правда, Ангел! — ответил Микула. — Ромеи напали на нас, взяли Преславу, Плиску, Данаю.
Увидев русского воина, со всех сторон ко двору Ангела спешили люди. Подошел ближний сосед, старый, седобородый Огнен, запыхавшись, стал подле них сват Ангела Гадж, подошли еще несколько мужчин и женщин, которые только что работали на огородах. Все стояли молча, тихо, прислушиваясь к беседе Микулы с Ангелом.
— Куда же вы идете? — спросил Ангел.
— Они изменой напали на нас и лезут со всех перевалов. Мы же уходим к Дунаю.
— И дальше пойдете, Микула? Микула поглядел на болгар.
— Нет, — твердо сказал он, — спустимся к Дунаю и там будем биться.
— Но их очень много, — задумчиво промолвил Ангел.
