Владимир Павлович Плахотин
Дважды в одну реку…
Темнота…
Темнота и тишина…
Где я?..
Ни рукой, ни ногой не пошевелить.
Что со мной?
А… Ну да…
Припоминаю…
Дорога… Скользкая дорога… Потом — удар! Боль!.. Откуда он только выскочил?.. И сразу — темнота…
Ну, ясно… С кем-то поцеловались. Лоб в лоб.
А сейчас-то я где? В больнице? Всё тело стянуто. Значит, в гипсе?
Или уже там? Откуда не возвращаются?
Но тело-то я чувствую! А не должен бы… Если 'уже там'…
Хотя, кто его знает, как оно 'там'… За краем…
Что-то читал об этом. Интересовался. Да… Много интересовался. Даже нездоровый какой-то интерес проявлял. Всё узнать хотел… Как там и чего?
Ну вот. Сподобился. Теперь изучай. На собственной шкуре. 'Живой пример тому — наш уважаемый покойник'. Смешно.
А серьёзно: где я? Если в больнице, да ещё в гипсе, оно, конечно, радует. В смысле, что жив остался…
Но ведь ничего же не болит! Во всяком случае, боли я не чувствую. Просто тесно как-то. И холодно. Будто в гробу…
Мысль, конечно, весёлая. А вдруг — правда?
Да ну…
Пробую пошевелиться. В принципе, возможно. И на гипс не похоже. На гроб — тем более. Тряпки какие-то… Уже хорошо.
Жаль, света нет. Осмотреться бы. Или глаза завязаны? Как и всё тело? Повязку не снять руками: стянуты по самое нельзя.
Да какая там повязка? Вот же, шевелю губами, двигаю щеками… Получается, правда, плохо, как в замедленном кино. Но всё же получается! И никакой повязки не чувствую. Глаза, что ли, просто закрыты? Ну, ты воще… Совсем плохи твои дела, коли на открывание глаз особое распоряжение правительства требуется. А ну-ка…
Точно, веки закрыты. И тяжёлые, будто свинцовые. Что-то мешает…
Или нет? Впечатление такое, словно сцепление отсутствует. Между волей и мышечным усилием. Как во сне…
Может, я, действительно, сплю? Тогда понятно…
А что тебе понятно? Почему ты валяешься спеленатый с головы до ног? Или почему такое состояние придурковатое? Вроде хочешь, а не можешь? Хотя и соображаешь, вроде, трезво…
Так, дружок, давай, начинай в пространстве ориентироваться! Задача минимум: открыть глаза и осмотреться.
Невероятным усилием воли пытаюсь приподнять непослушные веки. Во всём теле ужасный дискомфорт! И горло напряжено. Как-то волнами сокращается…
Стоп! Тихо!.. Что за звуки?..
Ребёнок плачет. Где-то рядом… Словно сквозь вату слышно.
О! Глаза на мгновение удалось приоткрыть! Успеваю заметить невнятные световые пятна. И опять — темнота…
А ребенок всё плачет. При чём — в такт моим горловым спазмам. Будто помогаю ему кричать.
Фигня какая-то…
Господи, а устал-то как! И в подмышке саднит. В паху тоже. Почесать бы…
Щас попробую. Хоть шевелением зуд унять…
И чего орёт?.. Да ладно… Хоть какой-то звук, по которому с уверенностью можно сказать, что я, всё- таки, ещё не 'там', не на том свете. Пока, как будто на этом…
Внезапно чьи-то сильные руки подхватывают меня и возносят на порядочную высоту. Это ещё что?! Пытаюсь вырваться, но тело совсем не моё! При том этот 'кто-то' осторожно и ласково прижимает меня к себе, что-то невнятно мурлыкая и тыча в рот чем-то большим, мягким и приятно пахнущим.
Боже! Какое тепло разливается! А рот-то! Губы сами раскрываются навстречу этому приятному и мягкому! А чем это пахнет? Аж голова кружится от удовольствия! Молоком, что ли?..
Ты глянь: рот так и тянется на запах. И ловит, ловит! Движения судорожные и бестолковые, но с определённой целью!
Что это со мной? Сколько себя помню, к молоку всегда относился с прохладцей. Так-то не против, но от него всегда в сон клонит. А я — натура деятельная, и для повышения тонуса обычно чайком балуюсь. А тут просто сумасшествие какое-то!
А тело-то меня не слушается, господа хорошие. Живёт самостоятельной жизнью. Инстинкты преобладают. И мне это очень и очень не нравится…
— Ну что ты? Что ты? — начинаю я разбирать ласковое бормотание великана, и мне в губы мягко тычется ароматная и тёплая мякоть. — Ешь, мой маленький, кушай…
— Это кто тут маленький?! — мгновенно воспламеняюсь я, пытаясь оттолкнуть угощение. — Это я-то маленький?!
Опять он орёт, этот маленький уродец! Не даёт мне и рта раскрыть. Будто нарочно заглушает меня.
Но что самое непонятное, моё горло тоже напрягается в такт его крику. Мы что, как-то связаны? И где он, в конце концов? Меня подняли в поднебесье, а его крик тише не стал. Так же и слышится прямо под носом. Приглушённо, правда, но, всё же, явственно.
Я не сразу осознаю, но сосок (а это именно он!) каким-то образом оказывается у меня во рту, и я (вернее, мой рот) начинаю агрессивно терзать его. И всё это помимо моей воли! В горло толчками льётся ароматная жидкость, и я с аппетитом заглатываю её. Вопреки напряжённому и неприязненному ожиданию, наслаждение — неизъяснимое! Жрать я и вправду хотел…
Кстати, стручок-то утих! Не орёт больше. Только слышится довольное посапывание и чмоканье. В такт моему, кстати сказать. Его что, кормят другой грудью?
Маразм какой-то, не находишь? Это я к себе обращаюсь. Тебе не кажется, что ситуация более, чем странная? Где я вообще нахожусь?! Что весь этот цирк означает?!
Вот, опять он завёл свою канитель!
— Ну-ну, мой хороший, — опять слышится грудной голос. — Вот она сися, вот…
И в рот мне снова тычется аппетитный сосок. Как я ни стараюсь, но голос не вызывает во мне никакого отторжения. И сосок я заглатываю без лишних уговоров. Само собой, это делаю вовсе не я, а моё вышедшее из повиновения тело! Мой рот, мои связанные руки, мои утянутые ноги, абсолютно каждая клеточка льнёт к кормящему меня тёплому и нежному великану! Вернее — великанше, раз уж на то пошло. И только мозг живёт отдельной жизнью. Недовольной и возмущающейся жизнью, но, похоже, его никто не собирается слушать и слушаться! Дурной сон какой-то…
…Как бы там ни было, но молоко начинает своё умиротворяющее воздействие. Мозг цепенеет и бурлит уже не так активно. А тело — и подавно: расслабляется и обмякает. Приятное забытьё обволакивает и убаюкивает. Некоторое время я ещё противлюсь, пытаюсь здраво рассуждать, но силы неравны. Молоко меня побеждает…
