всполошилась, — нарушил ее мысли Яшка. — Ты чуток подожди. Я подывлюсь. Как свистну, иди». Оля кивнула. Прислонилась к теплому стволу березки и подставила разгоряченное лицо весеннему солнцу. Хорошо как!
И тут ударил выстрел. Донесся отчаянный Яшкин крик: «Тикай, Олюк! Фрицы!»
Взрыв гранаты. Снова что-то крикнул Яшка. Заговорили автоматы. Ледяной холод охватил ноги, пополз по телу. С трудом сделала шаг, другой. Груз стал словно стопудовым, давил на плечи, гнул к земле. Ноги подломились, и девушка упала на колени: «Мамочка!»
А Яшка, раненный в ногу, в это время повалился на старую березу, облил наступающих автоматным огнем. Они ответили. Их огонь был густым и сильным, Яшку засыпало мелким крошевом веток и листвы. Из кустарников появилось больше десятка гитлеровцев в форме СС и пошло в атаку. Автоматы, прижатые к бокам, плевались короткими очередями смертей. «Богато ж вас, паразитов чертовых!» — пробормотал Яшка. В отчаянии оглянулся. Приготовился. «Ну, давай, давай, сволочи! Блыжче, блыжче, в бога, в креста… Ну!» Швырнул одну гранату за другой. Взрывы отбросили гитлеровцев опять в кусты. Трое остались лежать на развороченной земле.
Вновь яростный огонь обрушился на Яшку. Что-то ударило в левое плечо. Он яростно матюкнулся. Переместился поудобнее. Нога уже онемела. Сторожко всмотрелся в кустарник, откуда сыпались очереди. По-всему, к немцам подошли новые силы. Заколыхались кусты справа и слева. Его окружали.
Яшка швырнул фанаты и прострочил опасные места. Послышались крики. Кто-то бешено заорал, то ли приказывая, то ли предостерегая. «Ну, погань, так вас и так! Жрите кубанские галушки!» — Полетели последние две гранаты. Услышал новые крики и стоны, злорадно усмехнулся. Потом поднялся во весь небольшой рост, отбросил теперь уже не нужный автомат. «Них шиссен!» — раздался тот же голос. «Них шиссен, стало быть, — хмыкнул Яшка. — Не стреляйте. Ну-ну», — и выхватил пистолет. Упали еще трое немцев.
А там, в другом месте, девушка с трудом поднялась с колен и побрела в глубь леса. Позади грохотало, взрывалось. Это Яшка вел бой с фашистами, прикрывал отход радистки отряда. Несколько раз над головой ее просвистели пули. Вспомнился Алексей. Обидой кольнуло: зачем послал меня сюда? Но тут же всплыло: «Как вернешься, я тебе что-то скажу». «Алеша! Я обязательно вернусь!» И застыла, в бессилии опустив руки.
Дорогу преградили трое с автоматами. Они стояли, расставив толстые носорожьи ноги, и ухмылялись в три рта. Средний сказал что-то пакостное. Все трое заржали. Отчаянно заколотилось сердце.
Рука скользнула в карман фуфайки, нащупала холодное, округлое, ребристое… Сердце выстукивало часто-часто, словно секундной стрелкой мчалось в груди: «Все!» Слезы закрыли глаза. Уже рядом! Кажется, в самое лицо дышат. Душно!
Рука рванула кольцо в кармане. В последний миг увидела глаза матери. Чей-то голос крикнул на весь лес: «Как вернешься…»
Немного позже изрешеченный пулями, истекающий кровью Яшка послал последнюю пулю себе в висок.
Ветер пробежал по ольшаннику, тронул легкой рукой зеленую листву. Потом наткнулся на что-то и испуганно шарахнулся в сторону, поспешно умчался на зеленый взгорбок.
По дороге все еще шли машины, трещали мотоциклы. В белой кипени цветущих деревьев краснела чешуйчатая крыша графского замка.
34. ОНИ ВСЕГДА ПРЕДАВАЛИ РОССИЮ
…Глаза Алексея кричали. Он слушал Вилли: «Я успел насчитать двенадцать машин, командир, и мотоциклов пятнадцать. На пяти — пулеметные установки». Стоящий рядом с Терлычем батька Апанас встревожился: это радисты? Не попадут черту в зубы? Вилли пожал плечами: «Яшка — разведчик бывалый». — «Не нужно было, Иваныч, посылать их к пану, — упрекнул дед. — Тебе, конечно, виднее. Только не дело Федосьи собирать чужие колосья».
Терлыч невидяще поглядел на тихие березы невдалеке, покусал ошершавевшие губы, вытащил из планшетки карту, склонился над нею: «Батько! Делаем так. Отходим до этого болота. Вы своих орлов оттяните по правому флангу и пропускайте фрицев на нас. Как начнется стрельба, бейте сбоку. Погоним их к болоту». — «А может, я со своими хлопцами сам справлюсь, Иваныч? Тебе на самолет нужно поторопиться». — «Солоно вам придется, батько. Видишь, какая махина валит».
Батька осторожно, но туго сжал свою пышную бороду в горсть: «Не так страшен черт, сынок. Со всяким фрицем схватывались. И Бог миловал. Мы — лесовины, знаешь сам. А мы поиграем с фрицами в кошки-мышки, Иваныч. Попробуем их завести в сторону. Или ты старого деда ни в грош не ставишь? Думаешь, лопочет старый дурень, сам чего не знает». Алексей обнял его: «Без обиды, батько. Ведь иной раз думаешь — поймал, а глянешь — сам попался. Следы-то машинами мы проломили — слепой разберет. Не дураки фрицы, чтоб всей силой гоняться за тобой. Да и не по-русски оно выйдет, вы тут погибать будете, а мы — шкуры спасать?»
Сразу помягчел старый партизан. Война! На ней нередко так выпадает, одни погибают, чтоб другим жизнь спасти. «Нет! — жестко отрезал Алексей. — Вот бы граф со своими акковцами… Был, понимаешь, батько, уговор у меня с тем графом. Он со своим батальоном ударит по фрицам и поведет их за собой на Цосувку. Вот и я думаю. Может, хочет пропустить их, подальше в лес заманить, а потом в спину ударить?» Старик усмехнулся: «Сказав пан: кожух дам».
Алексей искоса глянул на него. Не должен бы обмануть. Скавронский вроде из тех, кто слово свое умеет держать. Хорошие люди за него ручались. «Эх, сынок! — вздохнул батько. — Паны, они всегда Россию предавали. И свои предавали, а особливо — тутошние. Я, Иваныч, яшче у двадцатом тут партизанил. Были в нашем отряде и поляки. Хлопы были, беднота селянская. Вот тем я верил. И сейчас бы поверил. А пану графу… Продаст! Ни за понюх табака продаст!»
«И все же, — Алексей сложил решительно карту, — делаем, как наметили. Граф графом, а воевать с фрицами, по-всему, нам придется. Только как же с людьми нашими? Я о радистке и Чоботе говорю. Где Вилли? Вы ведь договорились, что ты будешь ждать до утра у кривого клена. А как ты туда теперь попадешь?»
Вилли оглянулся, словно прицелился: «Постараюсь. Доберусь!» Алексей отошел с ним, провожая, несколько шагов: «Сюда вы уже не вернетесь, Вилли. Не надо рисковать. Идите к границе, там ищите отряд «Мститель». Пароль «Дедушка волнуется о внучке Светлане». Оля из отряда пусть даст знать в Центр. Ну, всего вам!»
Вилли скрылся за деревьями, а Алексей поспешил за неторопливо уходящим стариком. Почти следом уже шла застава прикрытия.
35. ВЫЛЕТАЙТЕ!
Галина не находила себе места. Уже в недалеком озерке потухало солнце, огненно-красное, огромное, тревожное. Длинные тени легли через поляну, на зеркальную гладь тихой воды, разлинеили их серыми полосами. Розоватый отсвет падал на землю. Где-то недовольно пищала сойка. Тянуло сыростью. Вечерний холодок брал за плечи. А вестей не было. Последняя группа детей прибыла три часа назад. Больше никто не шел. Понятно, что не шли бойцы. Они на дальних подступах берегли поляну от нежеланных гостей. И должны подойти только к отлету. Но Алексей? Хотя бы прислал кого, известил.
Старый поляк подобрал хорошую поляну. Подступы к ней только с одной стороны. С других ее прикрывали лес и болота. Не проберешься, если не знаешь потайных троп. Дети, накормленные, обласканные, спали у чуть тлеющих костров. С ними возились Женя и Таня. Женька и сейчас баюкала стриженную наголо девочку годика под три, худую, как щепка, с огромными темно-серыми глазами.
Девяносто пять детишек уже отправлено на партизанскую базу в Белоруссии. Тетя Маша с ними. А
