смутился и сказал:
— Извини, я вовсе не хотел испугать тебя. Просто мы долго летели в тишине.
— О, пустяки. — Кэтрин уже успела перевести дыхание. — Самолет великолепен. Тут… все великолепно! — Напряжение исчезло с ее лица. Она рассмеялась и совсем пришла в себя. — Джеймс, я должна признаться в том, что тебя вряд ли удивит. Мне никогда еще не приходилось бывать в частном реактивном самолете. О боже! За всю свою жизнь я летала лишь несколько раз и то на коммерческих «тяжеловозах».
Женщина ухмыльнулась и провела ладонью по бархатистой поверхности сиденья около бедра; этот жест неожиданно вызвал сухость во рту Джеймса, кровь ударила ему в виски, и у него возникло острое желание сесть рядом с Кэтрин и прикоснуться к ее широким, упругим бедрам. Его пальцы слегка дрожали, когда он взял авторучку и блокнот и положил их на сиденье. Он видел, что сама она не осознавала той чувственности, которую излучали ее глаза, губы, движения рук, все ее сильное тело, и, может быть, именно это почти девическое неведение своей сексуальности, скрытого темперамента давало ей такую власть над ним. Во всяком случае еще ни одна женщина не будоражила его либидо так, как это делала Кэтрин.
Она опять ухмыльнулась. Странно, обычно он просто не выносил женских ухмылок, но ухмылка его новой помощницы, не прятавшей лицо под маску и стремившейся быть естественной во всех своих поступках, словах, жестах, придавала ее облику какое-то особое, необъяснимое очарование.
И подумать только: вместе с ней он мог даже рассмеяться! За последние два дня Джеймс улыбался и смеялся больше, чем за последние несколько… Интересно, сколько же месяцев, а может, даже лет он по- настоящему не смеялся, не хохотал? Ему не припомнилось, когда в последний раз к нему приходило желание просто поболтать с кем-нибудь о пустяках. Утекло уже немало воды с тех пор, как он изолировался от мира, весь ушел в себя, но Кэтрин вдруг разбудила в нем желание говорить с людьми не о делах, а просто так, ни о чем.
Кэтрин сняла с себя блейзер цвета морской волны и аккуратно сложила его на сиденье. Ансамбль, в котором она осталась, вызывал у Джеймса восхищение. На ней была английская блузка с коротким рукавом и длинная бежевая юбка, плотно обтягивающая бедра. Когда женщина, разговаривая с ним, в какой-то момент непроизвольно подалась вперед, ее груди оттянули блузку, и под ней мужчина увидел глубокую белоснежную ложбинку.
Он закрыл на секунду глаза и сделал осторожный, медленный выдох. Хватит! Пора прекращать это вожделенное подсматривание. Ведь он уже давно не юноша. И надо прекратить это сию же минуту! Так ведут себя только необразованные хамы. Неужели он так изголодался по женской ласке? Нет, с Кэтрин у него было что-то другое. Даже если бы дела засасывали его настолько, что ему не хватало времени на светские развлечения, все равно он никогда не превратился бы в человека, сходящего с ума из-за отсутствия любовницы. Он слишком хорошо умел держать себя в руках. И при любых обстоятельствах контролировал свои поступки.
Когда он открыл глаза и увидел стоящую перед ними бортпроводницу, из его груди вырвался вздох облегчения.
— Что-нибудь принести, сэр? Мадам?
— Мне воду со льдом и лимоном. А тебе, Кэт? — спросил он.
— То же самое.
— В самолете есть полный набор крепких и легких напитков и всякая закуска, — сказал Джеймс, пытаясь вывести ее из состояния неловкой стеснительности. — Ты уверена, что больше ничего не хочешь?
— Нет, в самом деле не хочу. А водички выпью с удовольствием.
Его словно что-то подхлестнуло подтрунить над ней, и, когда бортпроводница скрылась за шторкой бара, он произнес:
— Ты действительно уверена, что не хочешь? Обещаю ничего не говорить боссу, если даже ты накапаешь что-то на пол.
Женщина густо покраснела, но в следующую секунду в ее глазах вспыхнули дерзкие искорки, и она сиплым голосом спросила:
— Неужели я похожа на женщину, которая способна что-то накапать?
— Нет, конечно. Вовсе нет. — Его голос был мягким, почти нежным.
— Лжец! — неожиданно выпалила она и тут же плотно запечатала рот ладошкой. Краска в одно мгновение сползла с ее лица, а глаза расширились до неузнаваемости, когда она осознала, насколько бестактно и грубо ответила на его шутку.
Джеймс разразился хохотом и успокоил Кэтрин:
— Все в порядке, Кэт. Не переживай. Знаешь, я полагаю, у меня еще действительно сохраняется чувство юмора.
Ее щеки и шея вновь зарделись, и она отвела взгляд в сторону, а когда заговорила, голос зазвучал настороженно, серьезно:
— Естественно, я ничего не знала о твоем чувстве юмора. В последние два дня я живу будто выбитая из равновесия. Все произошло так быстро, и мой мозг, кажется, еще… не приспособился к происшедшим переменам. Я уже успела получить работу, о которой только мечтала; потом прокатилась в лимузине, а сейчас лечу в частном авиалайнере на деловую встречу. Все это похоже на сбывшуюся голубую мечту.
— Признаться, мои действия в эти последние два дня не входили в мои текущие планы, — заметил Джеймс. — Со мной сейчас тоже творится что-то необычное.
— Но уж наверняка не то же самое, что творится со мной, — сказала Кэтрин. — Я чувствую себя, как маленький ребенок, который только еще начинает ходить и случайно попал в церковь, где его журят взрослые: дескать, сиди спокойно и не разевай ротик.
Когда бортпроводница принесла заказанные напитки, Джеймс поблагодарил ее и, взяв один стакан себе, другой передал собеседнице. Кэтрин выпила воду почти залпом. Мужчина весело взглянул на нее и прошептал:
— Обещаю не журить тебя, Кэт. Можешь не напрягаться и даже расслабиться.
— Сомневаюсь, что мне это удастся. — К ней возвратился юмор. — Но я попробую.
Джеймс вернулся к своим записям, и Кэтрин облегченно вздохнула. В самом деле, он был так внимателен к ней, от него исходила такая доброта! На фоне его благовоспитанности она чувствовала себя деревенщиной, однако еще там, на земле, как только они вошли в богато убранный салон самолета, у нее даже мысли не возникло вести себя так, будто ей было не привыкать к подобной роскоши. Нет, ей не хотелось попадать в смешное положение, и поэтому она сразу решила не хитрить, во всем быть открытой и естественной. И при этом ни в коем случае не терять присутствия духа.
Ее нервы были напряжены еще и от бездеятельности. Джеймс, видимо, полагал, что доставлял ей удовольствие, не загружая ее работой. Он просто оставил ее наедине с журналом, который она листала без всякого интереса, а сам с преогромным интересом занялся своими заметками. Кэтрин вновь и вновь пыталась успокоиться, внушая себе, что этот человек поступает так, как на его месте поступал бы всякий босс. И еще: листая журнал и разглядывая вокруг себя роскошную обстановку, она вдруг осознала, что ей уже порядком надоело изображать из себя глупенькую провинциалку.
Но ведь в душе она по-прежнему таковой и оставалась, хотя жить и работать могла и в большом городе. Ведь ее до сих пор преследовали грезы о рыцаре в блестящих доспехах, которого давно-давно обрисовала ей мать в своих красивых сказках, когда они жили в небольшом провинциальном городе.
А теперь такой рыцарь сидел рядом с ней. Только его «хрустальным дворцом» был стоэтажный небоскреб, а боевой конь имел сверкающие серебристые крылья и механизм для приземления на взлетно- посадочную полосу.
Перелет в Дулут занял меньше двух часов. Из аэропорта уже другой лимузин доставил их в старинный по виду, но великолепно отреставрированный отель с роскошными коврами на первом этаже. Когда они вошли в вестибюль, навстречу им из-за стола администратора поспешно поднялся клерк и подобострастно вручил Джеймсу ключ от семейного номера люкс. Другой ключ он передал Кэтрин; ее апартаменты располагались на том же этаже, но только в другой стороне холла. Когда они поднимались в лифте, Джеймс объяснил ей, что самый верхний этаж отеля был зарезервирован за семьей Роккаттеров на постоянной основе.
