двоих не знал, от кого он исходил. Да и нужно ли было знать, когда вокруг них кружился весь мир, когда их руки сплетались в жаркий узор бесконечного движения, а сердца бешено стучали в унисон с таким же упоением, с каким их тела, казалось, вплавлялись друг в друга?
Она не заметила, как его руки переместились с ее плеч на голову и теперь ласково ворошили ее волосы. Именно в этот момент Кэтрин услышала его стон… Губы Джеймса скользнули вниз к ее шее, они обжигали кожу так осторожно, так нежно, что у нее на миг перехватило дыхание. А когда он стал покрывать поцелуями ее обнаженные плечи, она обхватила руками его спину и прижалась к нему еще ближе, сильнее…
И вдруг в затуманившемся сознании женщины что-то вспыхнуло, заставило ее на миг замереть, а потом оторваться от желанного мужского тела. Сердцебиение тотчас сбросило обороты, кровь будто побежала вспять, а мысли остановились. Превозмогая охватившее ее разочарование и душевную боль, она прошептала:
— Джеймс, я…
— Кэтрин, прости меня.
В его глазах было такое же смятение, какое испытывала в эту минуту и она сама. Он отвернулся и схватился за поручни, напаянные поверх металлической решетки. Дунул холодный, резкий ветер, и без его пиджака, валявшегося теперь на полу у их ног, по телу женщины побежали зябкие мурашки. Бросив взгляд на стеклянную балконную дверь, которую он оставил открытой, Кэтрин тихо произнесла:
— Я… я лучше пойду.
Джеймс кивнул, и она, сделав глубокий выдох, ринулась в гостиную, а оттуда пулей вылетела в холл. Когда стала открывать ключом дверь номера, увидела, как дрожат пальцы. Но дрожали они не от холода, а от пережитого эмоционального потрясения.
После ее третьей попытки дверь открылась, Кэтрин, не включая свет, подбежала к кровати, быстро разделась и нырнула под одеяло. Простыни нагрелись быстро, но дрожь не проходила. Теперь, в теплой и мягкой постели, у нее дрожали не только пальцы. Дрожало и даже слегка подергивалось все ее перевозбудившееся, упругое тело.
5
Когда они встретились на следующее утро за завтраком, Джеймс не представлял, как могла повести себя Кэтрин. Они были слишком мало знакомы, чтобы он мог предугадывать ее действия или ход мыслей; спустя два дня после их первой встречи она по-прежнему оставалась для него, говоря математическим языком, неизвестной величиной.
Однако завтрак прошел спокойно, без всяких неожиданностей. Они говорили о пустяках и, казалось, совсем забыли о том, что произошло вчера на балконе. Потом Кэтрин отлучилась на полчаса к себе в номер, а Джеймс вплотную занялся списком практических дел, которые надо было успеть завершить еще сегодня до возвращения в Нью-Йорк.
Спустя час они уже сидели за столом в семейном люксе «Роккаттеров» и работали. Оба трудились с подъемом, слаженно и продуктивно. Джеймс отредактировал, а Кэтрин перепечатала договор с Диллоном Марлборо и его поверенным; кроме того, магнат Роккаттер надиктовал своей новой секретарше четыре меморандума и три письма.
И вот теперь они, блаженно расслабившись, опять сидели в том же самолете, который уносил их из Дулута в «чудо-город Америки». Они вылетели в Нью-Йорк сразу после завершения переговоров, ибо оба хотели побыстрее вернуться домой.
Принимая от бортпроводницы подносы с напитками и закуской, Джеймс задумался. Итак, вырвавшийся вчера наружу гейзер страсти сегодня, кажется, успокоился и вновь исчез в темноте земли. Он не находил объяснения своему вчерашнему поступку, но знал, что его поведение по отношению к новой сотруднице компании граничило с безумием. Теперь же, слава богу, все кончено. Все хорошо, что хорошо кончается. Судя по всему, они оба уже успели забыть обо всем. Как будто ничего и не было. Ни поцелуев, ни сумасшедших объятий… С самого утра, когда он увидел бодрое выражение ее лица, его начал глодать гнусный червячок обиды: неужели она могла так легко и быстро забыть то, что между ними произошло вчера?
Да, с самого утра Кэтрин, как ни в чем не бывало, вновь являла собой классический эталон секретарши, к которой комар носу не подточит. Когда принесли еду, она аккуратно отложила в сторону рабочий блокнот, изящно положила ногу на ногу и элегантно поправила и без того безукоризненную прическу.
— Расскажи мне о своей дочке, Кэт.
Джеймс обратился к ней с такой неожиданной просьбой, чтобы напрочь отвлечься и окончательно выбросить из головы вчерашнюю сцену на балконе. Лицо женщины тотчас осветилось обаятельной улыбкой, и он понял, что выбрал правильную тему для их беседы за ланчем.
— Ее зовут Энни, и ей годик и восемь месяцев, — услышал он ее голос. — Волосики у нее темно- каштановые, глазки карие, а на щечках — такие хорошенькие-прехорошенькие ямочки!
Мужчина не смог сдержать улыбки, и вдруг в этот же самый момент он ощутил вкус поданной пищи: она была просто великолепна! Отглотнув из чашки ароматный кофе, Джеймс бросил веселый взгляд на собеседницу и спросил:
— И чем же может заниматься такой человечек?
Кэтрин проглотила кусочек пирожного и на мгновение задумалась; потом произнесла:
— О, в этом возрасте все малыши похожи на машинки с вечным двигателем. Зачем ученым ломать голову над изобретением перпетуум-мобиле? Ведь он уже давно есть у человечества, и он рядом с нами — в наших детях! Мою Энни жутко интересует буквально все, она во все сует свой носик, и ее ни на минуту нельзя оставлять одну.
— Она уже умеет говорить?
Кэтрин лукаво посмотрела на него и сказала:
— Я вижу, тебе не очень-то часто приходится иметь дело с детьми, не правда ли?
— Да, правда. — Джеймс, казалось, на секунду снова ушел в себя. — Моя жизнь проходит вдалеке от детей. Следующее поколение Роккаттеров еще не обозначилось в этом мире, так что у меня пока нет ни племянниц, ни племянников, чтобы я мог получать какой-то опыт общения с самым маленьким сословием наших граждан.
— А тебе хотелось бы иметь своих собственных детей?
С его языка уже готов был сорваться стандартный в таких случаях ответ, начинающийся со слова «конечно», когда он неожиданно для самого себя заколебался; а через несколько секунд она услышала:
— У меня на этот счет нет определенного мнения.
От удивления женщина взметнула одну бровь вверх и словно нараспев медленно произнесла:
— Что ж, звучит нестандартно, свежо и честно.
— Поскольку, как мне сдается, — он равнодушно пожал плечами, — забота о продолжении рода Роккаттеров ложится на мои плечи, я обязан иметь потомство, но другое дело — хочу ли я иметь его.
— Ребенок не должен быть обязанностью, — мягким голосом, но с твердой интонацией сказала Кэтрин.
— Ты права, — честно признался Джеймс. — Я спорол глупость. Извини.
— Не извиняйся. Просто не заводи детей, если не хочешь иметь их. — В ее глазах блеснули колючие искорки. — Они слишком дороги. Я знаю, о чем говорю, потому что одно время сама не была уверена, хочу ли рожать их. А когда забеременела, стала всерьез копаться в своей душе, изрыла всю ее до самого дна — и моя жизнь изменилась. Получилось так, что я оказалась матерью-одиночкой; но если даже у ребенка нет рядом одного из родителей, все равно иметь его, воспитывать, наблюдать, как он взрослеет, — это счастье в жизни. По крайней мере для меня.
— Разве отец Энни не находится с ней рядом, не общается с дочерью?
