Это время

хоть мертвому! —
перечить не моги:
сбереги Алешку.
Алешку.
Алешку»
Я тебя прощаю,
Алешку сбереги!..»

А четвертый
буркнул нехотя:
— Некому писать!..
Да и — некогда…

…Письма спрятаны в целлофане.
(Лица мокрые,
будто в крови.)
Помолчали.
Поцеловали.
И сказали глухо:
— Живи…—
Подступившие слезы вытерши,
привязали, сказали:
— Выдержи…—
Оттолкнули,
сказали:
— Выплыви…—
И смотрели вслед,
пока видели…

И плыла она по Байкалу.
И кричала,
сходя с ума!
То ль —
от гибели убегала,
то ли —
к гибели
шла сама.
Паутинка ее дыханья
обрывалась у самого
рта.
И накатывалась,
громыхая,
фиолетовая темнота!
И давили
чужие письма.
И волна как ожог была…
Почтальонша,
самоубийца —
все плыла она,
все плыла.
Все качалась
под ветром
отчаянным,
ослепительным,
низовым…
И была она
Чрезвычайным
Полномочным Послом
к живым!
Долгим эхом,
посмертным жестом,
вдовьим стоном
на много дней…

…А потом
вертолетный прожектор,
чуть качаясь,
повис
над ней.

'Охота! Настала охота!..'

Охота!
Настала охота!..
Раздолье
неравной игры.
Забава.
Мужская работа
еще с допещерной поры,
В душе,
оглушенной азартом,
почти что звериный инстинкт!..

Как лихо
над озером завтра
веселая дробь засвистит!
Какая потеха начнется!