Сравнивая множество газетных статей, мы вышли на вас — но пока что ни один суд не примет это за доказательство, как и ваше голословное признание. Так что юридически вы чисты, и судить вас, строго говоря, не за что — но к чему формальности, если мы оба знаем правду?
Штрих молчал, кляня себя за опрометчивое признание и не видя выхода из захлопнувшейся мышеловки. Директор достал тот самый номер 'Вестника' и положил ладонь на заметку о пожаре.
— Впрочем, мы гуманные люди — сказал он утвердительно — и никогда не будем мучить человека без надобности. Зачем вас пытать и держать в камере, если мы отлично поладим и так? Ведь вы не хотите, чтобы это сообщение завтра оказалось правдивым?
Леон побледнел.
— Вы не посмеете! — крикнул он — она не виновна, она же ничего не знала! Если вы сделаете это, то вы просто чудовища, которых нужно убивать, как бешеных псов!
— Мы не посмеем — подтвердил Директор — зачем нам брать на душу грех: для этого найдется какой-нибудь мерзавец, из уголовных, которого после, может быть, даже поймают и самым законным образом повесят. Но будет ли от этого легче вам, а особенно — вашей семье?
Штрих весь напрягся, готовый броситься на палачей. Сейчас ему хотелось лишь одного — душить и резать тех, кто посягнул на самое для него дорогое.
— Видите вот эту кнопку под моей рукой? — скучающе произнес Директор — не делайте глупостей: вас все-го лишь изобьют, что будет и больно, и унизительно. Но даже если бы вы сумели, как сам фон Дорн, расправиться с нами японскими приемами, и вырваться наружу — это абсолютно ничего не изменило бы. Как и если вы наоборот, повеситесь, утопитесь, или выпрыгните из окна. Машина уже запущена, все приказы отданы — и теперь спасти вашу семью может лишь ваше полное и добровольное согласие. Мы играем честно, оставляя за вами выбор.
— Мерзавцы, подонки, палачи! — в исступлении повторял Штрих — вам придется убить и меня, потому что я не буду молчать. Такого не должно быть по любым законам, божьим или человеческим; я клянусь, что вы ответите за все!
— Этого пока и нет, вы же орете, словно это уже случилось! — поморщился Директор — повторяю, мы гуманные люди, и не будем убивать даже вас. У нас есть не только застенки, но и высокоученые лаборатории: там делают, к примеру, всякие снадобья, и лекарственные, и совсем наоборот. После того, что дадут вам, любой человек превратится в буйнопомешанного, что вполне правдоподобно для убитого горем мужа и отца. Строго по закону, вас поместят в сумасшедший дом, где вы так и останетесь до конца своих дней — без памяти, воли и разума, пускающим слюни и ходящим под себя. В этой роли вы будете не первым: нам нет нужды громоздить в подвалах штабеля трупов или тайно закапывать их, если можно оставаться в рамках закона. Впрочем, допустим, вам удастся как-то обрести разум, вырваться оттуда, и быть услышанным. Даже если нам и придется нести ответ — будет ли вам от этого легче?
— Что помешает вам исполнить свой дьявольский план даже после моего согласия? — крикнул Штрих — если моя семья останется в пределах досягаемости ваших рук!
— А зачем? — спросил Директор — мы разумные люди. Зачем нам это — без пользы? Мы пока еще не поставили на вас крест — нежелательно применять крайние меры к тому, с кем рассчитываешь на дальнейшее сотрудничество. Вот если вы откажетесь… Мы бездушны, господин Штрих — потому что обязаны достичь цели ЛЮБОЙ ценой, мы НЕ МОЖЕМ отступить. А потому — нам заранее отпущены все грехи, если они служат результату. Хотя лично мне — искренне жаль вашу милую супругу и прелестных детей. Итак, какой ваш ответ? По причине, объясненной вам после, я не могу дать вам много времени на раздумья.
Штрих молчал.
— Мы даже можем сейчас вас отпустить — произнес Директор — юридически, по букве закона, вы чисты. И это тоже — ничего не изменит. Вы поспешите к своей жене и детям — а мы оставим за собой право на ЛЮБЫЕ действия. Не в полицию же вы обратитесь? Или к своим товарищам? Как говорят в Зурбагане — не делайте мне смешно! Мы кое-что знаем — вам не помогли прежде, когда вы просили, не помогут и сейчас. А просто, скажут о необходимости жертв на светлом пути, жажде отмщения — и дальше вперед, стиснув зубы.
Это правда, подумал Леон. И его вдруг обожгла злость. Не на бездушную и безотказную машину тайной полиции, жернова которой и должны были перемалывать все, в них попавшее, а на товарища Первого, обязанного понять и помочь — но вместо этого равнодушно бросившего на путь перед этой машиной самых дорогих Леону людей, сделав возможным само возникновение такой ситуации. Если сам он честно работал для Организации, не жалея себя — то и Организация обязана была ему помочь: обязательства должны быть взаимны. Он не бессловесный винтик, не пешка, которой можно ради высших целей вертеть, как угодно, и жертвовать, не спросив — а человек, и в этом качестве не обязан хранить верность тому, кто требует от меня отречься от самого человечного, что только может быть — от своей семьи и своих детей. Его предали первым — значит, и он не обязан защищать их.
— Будьте вы прокляты! — обессилено сказал Штрих — что вы хотите?
Директор откинулся на спинку резного кресла.
— Нам известно, что именно сейчас в Зурбаган поступила, или вот-вот поступит большая партия вашего листка. Не скрою, это служило одной из причин, определившей день нашей акции. Как ее везут через границу, куда и к кому?
— Пароход 'Зора' — медленно ответил Штрих — придет в порт завтра утром. Точные приборы для университетской лаборатории. Ящики с двойными стенками и надписями 'не вскрывать!'. Сопровождают трое. В Зурбагане груз должен встретить товарищ Даир — настоящего имени не знаю. Этот способ применяется уже год, вместо чемоданов. Приборы, лабораторная посуда, точные механизмы.
— У меня нет выбора! — думал он, оправдывая себя сам — любые бумажки, самые прекрасные мечты, все великие дела на свете не стоят жизней невиновной женщины и детей!
Директор взглянул на бывшего попутчика Штриха и кивнул. Тот немедленно вышел из кабинета.
— Звезда Даир — так на севере называют Альтаир в созвездии Орла — произнес Директор — значит, человек из тех краев, появившийся в штате университета год назад, или чуть больше. Думаю, мы быстро его вычислим, но какой непрофессионализм — иметь агентурную кличку, указывающую на место работы! Что ж, если это окажется правдой, мы будем вам очень благодарны! Зачтем ваш первый взнос — к нашему сотрудничеству, и на благо вашей семьи.
— А люди, при грузе? — спросил Леон — что с ними будет?
Он понимал, что его мнение для тайной полиции — не значит ничего. Но спросил — боясь признаться даже себе, что успокаивает свою совесть. Показав свое беспокойство судьбой тех — кого сам только что обрек на смерть.
— Если они не окажут вооруженного сопротивления, останутся жить — ответил Директор — мы играем честно, предлагая каждому выбор — сотрудничать с нами, или отказаться. Однако, вам лучше подумать о себе и своей семье, бывший товарищ Второй. Так как вы нам помогли, мы готовы пока отпустить вас к жене и детям. Но прежде чем мы расстанемся, не затруднит ли вас взглянуть на эти фото?
Он рассыпал фотографии на столе, как колоду игральных карт.
— Двадцать девятого мая прошлого года, отделение банка 'БМ'. Боевики товарища Третьего открыли пальбу прямо в толпе, убив и ранив восемь ни в чем не повинных людей, не жандармов, городовых или солдат, а банковских служащих, посетителей, и просто прохожих, в числе которых оказались две женщины и шестилетний ребенок. Кстати, сам товарищ Третий ранее был хорошо известен уголовной полиции, как бандит-налетчик. Вы знали, как добываются деньги на ваши партийные расходы, товарищ Второй?
Штриху показалось, что в холодном лице Директора при этих словах мелькнуло что-то человеческое. Леон стыдливо молчал. В начале пути молодые пылкие идеалисты не думали о деньгах, но вскоре оказалось, что организация, типография, бумага, транспорт требуют значительных расходов. Третий предложил взять деньги у эксплуататоров, на что Первый заявил, что если экспроприация паразитов будет первым делом после революции, то можно и должно взять определенную часть еще до того. Третий сам привлек для таких дел известных ему товарищей, рекомендованных им как самых верных и надежных — все прочие, и Леон в их числе, предпочитали избегать вопроса, откуда берутся деньги.
— Я не буду читать вам мораль — продолжил Директор — а лишь спрашиваю: какой приказ отдаст товарищ Первый, узнав о вашем предательстве, и усомнятся ли в его исполнении люди товарища Третьего,
