эгоист. Только я для тебя, Рен, готов сделать всё. Всё сделаю. Кроме одного. Я не уйду, и ты никуда от меня не уйдёшь.
Он решительно шагнул к Рену, безжалостно топча ногами, упавший рисунок, остатки еды. Ковёр оказался загажен знатно, но сейчас ни один из них не замечал этого.
Впервые Изу не реагировал на откровенный бардак, хотя раньше мрачно шутил, что единственной причиной, почему он никак не может сдохнуть, от происков конкурентов, это отсутствие условий стерильности. Вот предложи ему гроб понаряднее, белые тапочки посимпатичнее, разложи земельку в шахматном порядке, памятник строго по линейке в один ряд, с остальными, и может быть он подумает.
Каске от этой шутки хрюкал как свинья, сползая под стол и считая, что Сато отмочил невероятно стёбную хохму. Потом эта шутка долго ходила в рядах, став анекдотом про вакагасиру. Сейчас Сато не думал об этом, абсолютно не думал и не замечал.
Подхватил Рена одной рукой, без усилий поднимая с пола за шиворот, прижал к себе преодолевая сопротивление, стиснул руки железным кольцом не давая ни вырваться, ни убежать, ни даже пошевелиться толком.
- Ты полюбил, Киёши, - проговорил он, прижимая Аллена, давая почувствовать собственную силу, понять, что вот оно будет так, с его согласия или без него, но так будет. Слишком многое их связало, чтобы разбежаться по сторонам. Поздно. Без него Ренди закатают в доску быстрее, чем с ним. Падать в кроличью нору им отныне предстояло вместе.
- Но Киёши никогда не существовало. Рядом с тобой был я Изумо и я останусь с тобой. Хочешь ты этого или нет, но другого пути для тебя не будет.
- Да пошёл ты, больной ублюдок. Отпусти!
Всё кончено! Между нами всё кончено!
Рен тщетно отбивался от него, по настоящему напуганный происходящим. Этим новым родившимся между ними, уничтожающим, абсолютно нереальным знанием. Он абсолютно беспомощен и милый, добродушный и всегда уступающий в шутливой борьбе Киёши, объяснивший мускулатуру тем, что тягал железки в спортзале, управляется с ним ровно с пушинкой. Это не поверхностная сила, которая ничего из себя не представляет кроме внешнего объёма, а настоящая, железная, не сдвинуть, не преодолеть, ничего не противопоставить. Словно под пресс попал. Рен пытался, но Изумо даже не сопротивлялся, разжимая руки, ровно для того, что бы в следующую секунду Аллен оказался, скручен намертво, барахтаясь беспомощным котёнком.
Изу было жалко его и одновременно смешно от этих потуг. Рен никогда не умел драться. Пытался конечно мнить, как и любой пацан, но в драке кроме бессмысленного маханья кулаками со всей дури, ничего из себя не представлял, а против Сато и подавно ничего не смог бы сделать. Изумо скрутил любовника не прилагая усилий. Аккуратно завернул руки за спину взяв на болевой и почти бережно... Самому с себя делалось смешно ...Затащил Рена в спальню, толкнул на кровать. Навалился сверху, разрывая рубаху, зажал в захвате, расстёгивая ремень, не слушая воплей, содрал брюки с трусами.
Аллен умолял, просил, но Изу заставил себя ожесточиться. Управляясь с любовником словно с барахтающимся щенком, раздел до нитки, стянул даже носки выбрасывая за спину.
- Я тебе сейчас что - то расскажу, - прошептал он, заключая рычащего Аллена в свои объятия, и зафиксировав подбородок поцеловал в губы.
- Я это узнал рядом с тобой. Когда любишь, не имеет значения, кто из двоих будет подчиняться. Я подчинялся тебе Рен, потому что люблю тебя. А теперь, ты подчинишься мне. Сейчас, я тебя сделаю своим. По настоящему. Как мужчина. Не борись со мной, Рен. Это бессмысленно. Я не хочу тебе причинить боль.
- Изу...Пожалуйста. - Рен перестал сопротивляться. А мог ли он сопротивляться ему? Любимым не сопротивляются. На любимых рука никогда не поднимется по - настоящему. Всё внутри мутиться и протестует, а этот запрет не преодолеть. Легче причинить боль себе. И плакать хочется от бессилия. От того, что не можешь ударить. Ни ударить, ни оттолкнуть. Разум не хочет, а тело само тянется навстречу. Телу плевать.
- Пожалуйста, не надо. Отпусти. Я люблю тебя, но я никогда не прощу...Не смогу.
- Не могу отпустить, Рен, - тихо отозвался Изумо, со светлой мукой всматриваясь ему в лицо - Прости...
Он невесомо провёл пальцами вдоль его щеки, убирая пряди с лица.
- Всё очень далеко зашло. Ты расслабься, Ренди. Хочешь глаза закрой. Да вот так. А теперь просто прими это. Я с тобой, ты со мной - всё, что между - выбросим.
- Изу...
- Шшш, - Сато наклонился и забрал его ответ губами, так и не узнав, каким же он был.
***
- Ки...Изу. Неужели нет выхода...Абсолютно никакого?
Рен сидел рядом с Изумо на кровати, поджав под себя босые ноги. Голова Изумо покоилась у него на плече, рука расслабленно обнимала за талию. Как бывало всегда у них. Сато был гораздо сильнее, взрослее, опытнее, а вот держался за Аллена, словно ребёнок за любимую маму. Нуждался в нём. В его доброте, в его ласке, в его заботе, мифическом спокойствии и уверенности, что всё будет хорошо. Теперь казалось, что это всё разбито вдребезги, но в тоже время словно склеилось вновь, заново наперекосяк, иррационально и неправильно, минуя все понимания, разумные надо или неприемлимо, минуя всё. Аллен наверное никогда бы не смог стать другим. А может он и был каким - то другим, точно таким же шибанутым на всю голову как его подружка Морен. Или любовь творит с людьми странные вещи чудеса, потому что сострадание Рена пересилило всё остальное. Осталось только сочувствие, страх за него, беспокойство, понимание, что он не может причинять Изумо боль, обладая пониманием, что ему и так больно, а дальше болеть просто некуда. Хреново, паршиво и вот так филосовски никак. Обычно в этом состоянии слабые личности пускают себе пулю в висок, а сильные как - то продолжают продолжать. Без веры, без надежды, без понимания. Просто потому что они не умеют иначе.
А Рен наверное и вовсе не умел. Сломай он себе руку, в тот момент когда Изумо порежет палец, ведь забудет про всё на свете, ринется спасать, перевязывать, забудет про собственную боль, начнёт хлопотать как наседка, и это смешно временами, смешно и паскудно понимать. Знать, что нельзя этим пользоваться. Должен был отпустить, а отпустить не может и вот теперь...Ничего и не изменилось особо. Изу готов был в ход все уловки и приёмы пускать, а тут даже и пускать не приходилось. И непонятно, что содержится в голове Рена. Какая лава внутри кипит, что за компот там сейчас вариться? Не расскажет, не объяснит, не продемонстрирует.
Точно так же как Изумо, каждый из них жил своими пониманиями, как справляться со всем этим. Чем могли, делились, всё остальное предпочитали не вываливать.
- Я не знаю, Рен, - с тяжёлым вздохом отозвался Изу.
Он курил и стряхивал пепел на ковёр, но теперь и ему и Рену было на это наплевать. Они сидели, обнявшись, странно близкие, странно далёкие, перехватывали друг у друга затяжки.
На тумбочке стояла початая бутылка вина к которой оба прикладывались из горла, без желания бежать за бокалами, пепельница оказалась доверху полна хабариков и в спальне было не продохнуть от дыма. Даже открытое окно не спасало.
- Откажусь работать на организацию, меня уберут. Но перед этим доберутся до тебя. Я всегда ходил по лезвию бритвы, просто теперь это лезвие стало очень тонким.
- Это из - за меня? - глухо спросил Рен.
Изу затушив сигарету, привлёк его к себе.
- Из - за меня. Наёмный убийца не должен иметь близких связей. Это делает его уязвимым. Я нарушил это правило. Во всём только моя вина.
- Ты сожалеешь?
- О чём? О том, что мы вместе? Нет. Повторись всё снова, мой выбор не измениться. Сожалею только о смерти Азуми. Это то, о чём я буду скорбеть, имею на это право или нет, но...
