родилась?
Разве не случается? Пришлось бы жить и так, значит, старайся найти гармонию с миром'. М-да, судя по гримасе в зеркале – не те слова.
Я сообразила, что без допинга на люди не покажусь. Оказывается, моя хваленая и проклятая непосредственность имела границы. Выпить коньяку? Никакой «Орбит» не отобьет запаха. Помнится, редактор обещал университетской мадам при должности свидание с симпатичной девушкой. А явится не просто чудовище. Пьяное чудовище! Люди сейчас нервные, и мне вовсе не хотелось, чтобы в меня швыряли разными предметами, вопя при этом: «Брысь, кыш, изыди!» – и т, д. И тут меня осенило. Недавно Измайлов сломал ногу, от бездеятельности впал в депрессию, и ему выписали некие веселящие таблетки. Он попробовал одну, емко определив ее действие: «Дурак дураком сижу», и прекратил прием. Но мне-то как раз необходимо срочно поглупеть. Умная, я обязана была отказаться от встречи.
Я спустилась в квартиру полковника, заглотнула пару маленьких горьких кружков, залила в желудок минералки, поднялась к себе и принялась ждать. Минут через двадцать стало очевидным, что я совершенно не правильно отнеслась к своей беде. Мне выпала возможность помотаться по городу с прикольной, нестандартной внешностью, понаблюдать реакцию прохожих, а я недовольна! Идиотка! Нужно одеться поярче, закурить трубку и отправляться в университет.
И никакого транспорта, пешком, упругим шагом. Вот бы кайф был, отыщись мои оранжевые пляжные шлепанцы. Загребать оранжевыми шлепанцами светло-желтую листву, попыхивая трубкой…
«Черт, какая трубка, какие шлепанцы, передозировочка вышла, – усилием воли притормозила я. – Но эти штуки были совсем крохотными. Придется замедлять их всасывание. Поем-ка масла».
Налопавшись всяких жирностей из холодильника, я утихомирилась. Настроение прекрасное, про свое уродство я забыла.
Вовремя стреноженная потребность в эпатаже лениво паслась внутри меня, не мешая без приключений добраться до универа. Правда, в такси я развлекала водителя анекдотами и сама над ними безудержно хохотала. Расплачиваясь, заговорщицки сообщила, что через недельку он меня нипочем не узнает, подмигнула и радостно хихикнула. Слава богу, снадобье Вика было слабым, и стабилизация моего состояния совпала с визитом к ученой даме. Последнего безобразия я избежала чудом. Войдя в кабинет и поздоровавшись, я вдруг обнаружила, что она выпученными глазами, бесформенным толстым носом и вывороченными «негритосскими» губами сильно смахивает на меня нынешнюю. «Вас тоже возили мордой по кафелю?» – чуть не спросила я. За «чуть» я до сих пор благодарна книжному шкафу: задела его плечом, охнула от боли и одумалась.
Даму мое сходство с Квазимодо, кажется, устраивало. Есть тип вузовских преподавательниц, благоволящий красивым бездарным мальчикам и некрасивым способным девочкам. Она охотно снабдила меня статистическими данными из милиции, продемонстрировала писульки общежитских стукачей о высмоленных приятелями косяках, выразила «обеспокоенность профессорско-преподавательского состава сложившейся обстановкой», посетовала на цейтнот и попрощалась. Я выключила диктофон и взяла быка за рога:
– Простите, но договоренность с нашим редактором была и о месте в гуще событий, то есть в общежитии. Ваших, бесспорно, ценных сведений для серьезной статьи недостаточно.
– Не вышло, – развела она пухлыми руками. – Все переполнено, воткнуть вас куда-нибудь просто невозможно…
'Отлично, – терзала я себя на обратном пути, шагая по коридорам и лестницам. – Лезла из шкуры вон, чтобы до нее доклячиться, а она меня обломила. «Воткнуть» не сумела. Сделала одолжение – бумажки показала и гладко выступила.
Теперь полагает, выполнила свой гражданский долг, не спрятавшись от прессы…' Я осознавала странность происходящего со мной. Натура у меня взрывная, мне свойственен мощный протест.
Обычно я мысленно бушую до тех пор, пока меня не начинает тошнить от объекта возмущения. А тут я словно по обязанности ворчала. В сущности, мне было по барабану, выполнила она обещание или нет. «Наверное, таблетки поначалу возбуждают, а после насильно вгоняют в сон», – догадалась я.
Меня мутило, окружающее виделось сквозь раздражающую пелену. Я дотащилась до туалета, плеснула прямо на косметику теплой воды, от которой за версту разило хлоркой, и попыталась вспомнить, есть ли в этом корпусе медпункт. Смоченная нашатырным спиртом ватка была бы самой желанной попутчицей.
– Что, подруга, поплохело? – сочувственно полюбопытствовала невысокая блондинка, останавливаясь рядом.
– Поплохело – слабо сказано, – откликнулась я и поразилась. Мало того, что я сипела, как испорченная дудка. Мой язык утратил подвижность, будто его сварили прямо во рту. Поэтому фраза произнеслась, мягко говоря, невнятно.
«Я его днем прокусила, наверняка попала какая-то инфекция, и это ее проявления. Несла Севке чушь о микробах, накаркала», – запаниковала я.
– Горе у тебя, да? – не отставала девица, плетясь за мной к выходу, потом к дороге.
– Общага, – с грехом пополам промямлила я, не смекнув, что делюсь последней своей неприятностью.
Меня не шатало, но ступню я ставила не с пятки на носок, а наоборот. Понимала, что двигаюсь странно, и ничего не могла изменить в походке.
– Не дали койку? Выперли? Я как раз ищу девочку. Не беспокойся, я натуралка. Но одной мне квартира не по карману. Тебе сегодня есть где ночевать?
Я закивала. И замахала высадившему пассажира таксисту.
– Держи телефон. Завтра утром звякни, договоримся. – Доброхотка сунула мне за отворот рукава листок и зашагала туда, откуда мы пришли.
Свой адрес жилистому суровому дяде я молча показала в паспорте.
– Деньги при себе? – заподозрил он худшее. Я пошуршала купюрой. – Тогда поехали. Мне ведь все равно – немая, не немая…
Дома у меня хватило коварства раздеться, прежде чем рухнуть на кровать.
