хребте. Он в лицо называл супружескую пару штукатуров из Рязани деревенщиной, а свою девушку принцессой, обращаясь с ней при этом, как с холопкой. Словом, неприятный тип. Свой вклад в представление встречи новичков я вносила сооружением набедренных повязок для ребят. Громадные изумрудные листья были похожи на кожзаменитель, и сшивать их доставляло удовольствие. Очаровашка Славик выбрал себе папуасскую одежку из общей кучи и скрылся для примерки. Праздник уже подходил к концу, когда этот непосредственный юноша особенно высоко подпрыгнул, потрясая палкой, символизировавшей копье неустрашимого воина. Нитка, скреплявшая дары флоры, лопнула. Публика зааплодировала и закричала: «Браво, бис». Гордый умник не догадался надеть под набедренную повязку плавки. Почему он обвинил в казусе меня? Наверное, потому, что рок и себя обвинять не умел. Как бы то ни было, парень всерьез возжаждал мести. Он ставил мне подножки, крал мои кроссовки, прятал шорты, подливал в пиво спирт, подбрасывал ужей и направлял любого желающего трахнуться в мою сторону. Я впервые столкнулась с открытой, неутолимой ненавистью. Чем больше он гадил, тем сильнее жаждал продолжения. И я поняла, что для мстителей не существует пола, возраста и оправданий изводимого. Я получила качественный урок: меня, добрую, компанейскую и порядочную, можно было доканывать на виду у всех. А я тогда считала, что от людей достается только плохим, у хороших жизнь гармоничная и радостная. Я тогда всерьез считала себя абсолютно доброй, компанейской и порядочной…
Надо же, восемь лет не задумывалась о том походе. Неужели надо мной снова распласталось недоброжелательство Славиного накала? Я боюсь? Нет. Тогда в чем дело? Откуда ощущение незаконченности чего-то важного? Я обязана вспомнить нечто, мысли об Архызе посланы в помощь, но не получается. Я собрала вещи, в основном спортивные, написала Севе смешное письмо, приволокла кота в квартиру Измайлова, расставила на столе свечи и фрукты. А освободиться от зудящей тревоги так и не смогла.
Вик, накануне блистательно изобразивший ту самую батарейку, которая заменяет семь обычных, провожал меня сдержанно. Усадил в машину Балкова без напутствий и благословил долгим взглядом. С Крайневым нам предстояло «познакомиться» в санатории, так что он добирался отдельно. Сергей выспрашивал мое просвещенное мнение о женщинах, рожденных под знаком Скорпиона и верящих в талисманы.
— Опять сменил зазнобу, Казакова?
— Она меня сменила. На выпускника юрфака.
— Так ты тоже юрфак кончил.
— Я мент, а он в адвокаты метит.
— Ну и Бог с ней.
— Полин, у меня лысины нет? — склонил он голову.
— Нет, — констатировала я, всмотревшись.
— Это доказательство, что волосы я на себе не рвал.
— И что не любил.
— Получается по-твоему. Но выяснилось это только после встречи с Юлькой. А до этого страдал. И готов был кем и чем угодно клясться, что люблю.
— Итак, Сергей и Юлия. Красиво.
— Дано же тебе слова произносить. Действительно, звучит.
— А смотрится?
— Надеюсь. С тобой легко на личные темы разговаривать.
— Сейчас. Когда поняла, что человеку надо поделиться чувством или впечатлением, не более. А раньше интересовалась подробностями и лезла с выводами и предсказаниями. Могла вмешаться в отношения. До скандалов.
— Не верится.
— Зря. Ты убийц останавливаешь на скаку, меняешь мир по мере возможностей. И ищешь девушку, которая обомрет от тебя такого, какой ты есть. А мне дано себя менять. И я намерена преуспеть хоть во внутреннем, собственном. С общественно-полезной деятельностью у меня не ладится.
— Моя говорит, если дома все будет нормально, то я за двоих на работе пахать буду.
— Ай да Юлька. Женись.
— Погожу, погляжу еще, как на адвокатов станет реагировать.
Да, привести в порядок мужское самолюбие катастрофически тяжело. Самое грустное, что женщина, потянувшая эту ношу, после кажется свидетельницей слабости. Бросит Балков свою непритязательную Юлю и снова кинется к некой парящей над бытом орлице. Снова его поклюют, подерут когтистыми лапами, побьют крыльями. И дождись Юленька милиционера с израненной душой, получится прекрасная жизнеутверждающая история. Но я и впрямь стала старше. И не сказала Сергею ничего больше. Все равно сделает по-своему. Ведь не только орлиц, но и голубок предостаточно на свете. Найдет не одну.
До «Березовой рощи» было минут сорок езды на машине или немного больше часа автобусом. Адаптации к отдыху, обеспечиваемой сменой пейзажей и вокзалов за окном поезда и облачными залежами за иллюминатором самолета, не предвиделось. Зато всегда можно дешево и без предупреждений удрать домой. Воистину, не бывает худа без добра. И добра без худа, к сожалению. Верно, я затосковала. Потому что, зарегистрировавшись, поднялась в комнату.
— Мне бы тут оберложиться хоть на недельку, — завистливо протянул Сергей, бросая на кровать мою сумку.
— Райские условия, — подтвердила я, стараясь скрыть раздражение.
— Ну, отдыхай. Полковник приказал поспешить с докладом, как ты устроилась.
— Спасибо, Сережа. Передай, что я в восторге.
Дверь за Балковым закрылась, и я скорчила рожу в стиле «лимона напробовавшись». Двадцать один день здесь? Прямо из коридора — попадание в тесное квадратное помещение со шкафом, кроватью, составленной из двух односпальных, тумбочкой, кухонным столом и парой стульев. Душевые кабинки, четыре штуки, действующих две. Шесть унитазов, действующих три. Все в противоположном от моего обиталища тупике с жутковатым названием «Дамский блок». Второй этаж. На первом — столовая, процедурный, массажный и врачебный кабинеты. В подвале — сауна, тренажерный зал и биллиардная для избранных. На третьем — многоместные номера. Или палаты? Господи, белье-то хоть стираное? О, даже глаженое. Поля, не выпендривайся, человек ко всему привыкает. Какое право они имеют драть такие деньги за такую жуть? Было бы великолепно, если бы путевки в такие тараканники и клоповники не раскупались в знак протеста, в знак отказа от звания скота, которому безразлично, где накачиваться денатуратом и, прошу прощения, лечиться. Но ведь они недоступны по цене людям, согласным мириться с обстановкой. Потешались над Эллочкой-людоедкой? И у меня нынче одно слово на языке: «Мрак, мрак, мрак». Надо мою портативную машинку-выручалочку на стол водрузить, может, поуютней будет? Я рванула «молнию» на сумке уже в истерике. Сверху вызывающе возлежали букет черных роз и две бутылки прекрасного легчайшего вина, обмотанные запиской Измайлова. «Детка, за что боролась, на то и напоролась. Да скрасят скудость меблировки и удобств виноградные изыски. Держись. Люблю».
Вик, и надолго тебя хватит? Или ты по долгу службы проверил эту конуру? Пожалуйста, не сдавайся, пожалуйста, люби меня. Не знаю, полезны ли желудочникам перебродившие ягоды, но я махнула стакан сухого белого, выкурила сигарету и утешилась. Может, наши пьют так много, чтобы им везде было комфортно? Чтобы залить пожар унижения и безысходности и философски воспринять пепелище? Чтобы поверить в возможность строить на нем? Когда-нибудь, с кем-нибудь, протрезвев. И наворовав стройматериалов.
Меня предупредили, что Крайнев прибудет к вечеру, поэтому я выползла из норы только ужинать, пропустив обед. Узрев тарелку с манной кашей, я утвердилась в худших предположениях о диетическом питании. Ем я мало, но предпочитаю, чтобы единственный проглоченный мной кусок был вкусным. Избавь, Создатель, от заболеваний. Я малодушна, я и не выдержу самоограничений, диктуемых организмом. И к манной каше я не притронусь.
— Девушка, это блюдо фаворит?
— Есть перловка с молочным соусом, — добросердечно откликнулась густо накрашенная официантка.
Вик, ты мерзавец! Не мог колбаски и овощей положить вместо цветов и вина? Или вместе с ними, все
