жертвенный вклад и отдала лучшие годы юности борьбе с коричневой чумой, выживает сегодня с пенсией менее чем в 500 песет, что составляет меньше четырех долларов и продает свои воспоминания на одной из московских улиц.
Стремительные автомобили проносятся по широким проспектам Москвы. За тонированными стеклами не видны лица пассажиров. Элегантные господа выходят из банков в сопровождении свит охранников. В ресторане «Дмитрий» предлагаются «стандартные меню» за 300 долларов, включая шампанское. Инна Паспортникова неотрывно смотрит вниз.
Я хочу верить, что у нее до сих пор осталась мечта, одна-единственная — увидеть, как приземлится «Як» ее боевой подруги лейтенанта Лилии Владимировны, проверить и устранить в нем все неисправности и потом взлететь вместе с ней, чтобы выполнить последнюю миссию «Белых Роз Сталинграда».
С рождеством!
Одним декабрьским утром 1981 года я сидел в баре гамбургского аэропорта, ожидая прибытия одного близкого друга из Голландии. В последний раз мы с ним виделись в 1972, так что нам предстояло рассказать друг другу многое из произошедшего за эти годы и опустошить при этом множество бутылок красного вина. Я думал об этом, пил пиво и читал «El Pais», попадавшую в те годы в Германию на день позже публикации, когда вдруг непонятно откуда возникший женский голос, по-испански попросил меня показать страницу с прогнозом погоды. Я оторвался от газеты. Передо мной была красивая женщина с бездонными голубыми глазами и длинными светлыми волосами.
Мы поздоровались, я отдал ей страницу с метеорологической сводкой и услышал ее возмущение по поводу того, что в этой сводке нет ничего о погоде в Манагуа.
Мы обменялись несколькими словами. Я сказал ей, что ожидаю друга, которого не видел уже девять лет, и она призналась мне, что ожидает свою большую любовь, того, кого не видела уже четыре года. Мы вместе прошли к двери прибытия, и остались там стоять, глядя на выходящих и толкающих перед собой аэропортные тележки пассажиров.
Я увидел моего друга Кооса Костера точно таким же, как его образ, хранившийся в памяти. Высоким, неуклюжим, в рубашке в клетку и с прядью волос, спадавшей на лоб. Как обычно, он тащил на себе тяжелую телевизионную камеру. Коос вышел, подмигнул мне, раскрыл объятия и принял в них голубоглазую блондинку.
В том же аэропортном баре мы представились. Ее звали Криста. Она была врачом-хирургом и познакомилась с Коосом в Лейпциге, во время одной акции солидарности с Никарагуа. Коос рассказал ей о наших приключениях на юге Чили, когда мы были участниками политической кампании, приведшей к власти Сальвадора Альенде. Позднее, в другом баре, на этот раз в порту, Криста рассказала нам свою одиссею бегства из ГДР, и вместе они сообщили мне, что собираются жениться и уехать жить в Никарагуа. Она будет работать в одной больнице в Манагуа, и Коос станет корреспондентом телеканала Икон в Центральной Америке. Это был красивый жизненный план, и мы отпраздновали его, желая друг другу счастливого рождества. Да еще как отпраздновали!..
В последующие недели мы были неразлучны. Потом, в феврале, Коос сообщил, что должен лететь в Сальвадор подготовить несколько репортажей. Мы договорились вместе поехать в аэропорт встречать его, когда он вернется, но сделать этого не смогли, потому что он не вернулся.
Коос Костер, вместе с четырьмя другими голландскими журналистами, был убит сальвадорской армией, при пособничестве военных советников Соединенных Штатов.
Одним очень холодным утром мы повезло останки Кооса на маленькое голландское кладбище. Голубые глаза Кристы смотрели в покрытое инеем небо.
«Я уезжаю», — шепнула мне она. Я спросил ее, куда. — «Занять место моего товарища», — ответила она.
Нет в жизни ничего труднее, чем проводить подругу на войну. Именно на войну, без эвфемизмов, потому что Криста вступила в отряд сальвадорских партизан, и, разумеется, прошли многие годы, в течение которых я ничего о ней не знал. Мы попрощались все той же фразой — «С рождеством!» и договорились, что это навсегда останется нашим приветствием, потому что каждый раз, произнося его, мы будем знать, что нас трое. С рождеством!
В 1986 году я по журналистской работе попал в Сальвадор, нашел и начал разматывать ниточку подпольного клубка и попросил
«С Рождеством!», — сказал я ей. «С Рождеством!», — ответила она.
Мы не могли показать, что знакомы; это было опасно, особенно для меня, так что нам пришлось ограничиться только взглядами друг на друга, и потом только моим взглядом на то, как она принимала десятки раненых, и объясняла, как подготовить кокосовую сыворотку, оперируя под открытым небом и заживляя раны сложными препаратами или просто лечебными травами.
Госпиталь «Виктории» состоял из четырех гамаков, бамбукового операционного стола, аптечки, постоянно находившейся в рюкзаках за плечами двух ассистентов и котелка с кипящей водой для стерилизации инструментов и бинтов. Никогда раньше жизнь не казалась мне такой хрупкой. И никогда раньше не видел я ее в более надежных руках.
Каждый раз, когда сальвадорская армия или авиация атаковали партизанские позиции, госпиталь перемещался в другой район сельвы. Больные на носилках, инструменты в рюкзаках, и «Виктория», раздающая слова ободрения, антибиотики и надежду.
Я знаю, что она выжила и после войны продолжила руководить походным госпиталем. В одном из уголков моего дом ее ожидают книги — стихи Эриха Мюхсама, — которые она оставила перед отъездом.
Где бы ты ни была, Криста, «Виктория», с Рождеством!
Голос молчания
В марте 1996 г. продавец одного из книжных магазинов Сантьяго сообщил мне странную новость:
— Пару дней назад сюда зашел какой-то странный тип, с твоей фотографией вырезанной из газеты. Он был странный, очень странный, не говорил ни слова и только тыкал нам твое фото. Он провел здесь несколько часов, пока мы его, разумеется, не выгнали.
Разумеется. Ненавижу эти разумения, решаемые за других. Я хотел узнать что-нибудь еще, но продавец не помнил никакой другой черты таинственного посетителя. С окончательно испорченным настроением я вышел из магазина и когда уже спускался по улице, почувствовал, что кто-то тронул меня за руку. Это была кассир книжного.
— Я точно не уверена, но мне кажется, что я видела раньше того, кто тебя искал. Это молодой человек, очень худой и обычно он ждет кого-то на выходе из рынка.
В течение многих дней и в разные часы, я обходил квартал старого и красивого центрального рынка Сантьяго, огромное здание построенное одним привилегированным учеником Эйфеля, и в котором всегда представлены лучшие фрукты земли и моря. Я видел как выходят сотни мужчин и женщин с тяжелыми сумками, как появляются по утрам богемные гуляки, спеша восстановить силы благодаря безотказному средству — сырым моллюскам, видел детей-торговцев, слепых певцов ностальгических танго, но этот худой незнакомец, которого я наверняка знал, не подавал признаков жизни.
