страха и неловкости, и грозный Ботинок, ныне шелковый и кроткий, проглотил сказанное. Может быть, так будет всегда?

Большой Букер смазал себя по щеке:

— Комарье чертово, — его голос снова обрел неестественную бодрость. — Ты наелся? Пойдем, походим где-нибудь, а то меня совсем закусали.

— Пошли на спортплощадку, — согласился Малый Букер. — Нам уже пора.

— Десять минут прошло! — удивился отец.

— Ну и что? Сам же предложил.

— Да, да, — торопливо сказал тот и начал прибираться, распихивая мусор по карманам и сумкам.

Они пошли по тропинке, которая круто забирала вверх и выводила к песчаной проплешине, где несколько дней назад приключилась неумелая поножовщина.

— Пап, а мнема — это не страшно?

Еще до отъезда в «Бригантину» Букер измучил родителей этим вопросом — как только узнал, что щедрая и заботливая пивоваренная компания предусмотрела такую услугу без отрыва и на местах, объединяя государственное дело с приятностями досуга. И старший Букер — как и тогда, с бесконечным терпением — ответил ему:

— Что ты, не бойся! Мнема — победа над временем…

»…Только не про время, ради Бога!» — всполошился сын и едва не сказал это вслух, но отец, опережая протест, завел иную волынку:

— Происходящее невероятно. Но все невероятно! Невероятно, чтобы мы, делая очередной шаг, поставили ногу именно на этот, и никакой другой, участок земли. Вероятность этого попрания ничтожна. Но после нам кажется , что это — обычная случайность. На самом деле случайность — плод нашего воображения задним числом…

Малый Букер наподдал еловую шишку. То, что он испытывал, называлось амбивалентностью, о чем он по малости лет, конечно, не знал. Но это не мешало ему сознавать противоречивость почтения и злости, боровшихся в нем и попеременно одерживавших верх. И неприязнь к заумному, недоступному Ботинку победила.

— А тебе не страшно? — перебил он Большого Букера.

Отец побледнел. Он сразу перестал говорить и начал быстрее карабкаться через серые жилы прожаренных сосен.

Малый Букер не отважился повторить вопрос, понимая, что сказанного достаточно.

Они миновали поляну, прошли через следующую, густо поросшую травой и заставленную вонючими клетками с кроликами.

— Богатое у вас хозяйство, — заметил, наконец, Большой Букер как ни в чем не бывало.

— Паук их однажды взял и выпустил, — рассказал сын. — Знаешь, что ему было? Позорный столб.

— У вас и такое есть? — рассеянно осведомился Букер. — Что же это за столб?

— Ну…там плюют, и так далее. Но Паук потом на Катыше отыгрался. Правда, зря. Катыш его поймал и устроил ему…небо в звездах. И еще за баню…

— А что у вас понимается под небом в звездах?

Малый Букер понял, что сболтнул лишку.

— Так…потрепал его, в общем.

— Потрепал! — отец взъерошил ему жесткие волосы. Букер вывернулся из-под ладони и прошел вперед. Он уже вел, а Ботинок послушно поспешал сзади.

Когда их глазам открылась спортивная площадка, Малый Букер на секунду остановился и в ярости топнул ногой: все лучшие места, как оказалось, были уже заняты. Он в бешенстве повернулся к отцу:

— Видишь? Видишь, что ты наделал со своими бананами? Ты же ничего не увидишь!

— Да ты не переживай, я устроюсь! — Большой Букер попытался его утешить. — Чтобы твой папа, да не устроился? Когда такое было?

— Всегда было! Все испортил!

И сын, не выдержав, плюнул. Он не стал дожидаться дальнейшего скулежа и пружинистым шагом пошел к площадке. Большой Букер, решившийся сделать ему замечание, опоздал. Он перевел дыхание, взял себя в руки, нахмурился. «Сяду на землю, — придумал он. — В первом ряду, первее не бывает».

Повеселев, Большой Букер почти бегом устремился вниз по тропинке. Авоськи лупили по ногам. Малый Букер, уже добравшийся до места, оглянулся; отец даже издали ощутил, как его окатило презрением и ненавистью. «Черт,» — прошипел про себя родитель, проклиная торжества. Неужели нельзя обойтись без этой глупости. Хвост надо резать сразу, не предваряя операцию убогим циркачеством. И желательно — без идиотской музыки: военрук, подвизавшийся по случаю в роли живого инструментального сопроводителя, растягивал баян. Игорь Геннадьевич сидел в сторонке, на табурете, при погонах и с платком о четырех узелках на лысой макушке. «Как все просто», — поразился Большой Букер и покачал головой. Он посмотрел на свои светлые брюки: неизбежно запачкаются, пусть. Тут он снова приметил сына: тот, против ожидания, еще не скрылся за размалеванной ширмой и тайком наблюдал за отцовскими действиями. Сделав вид, будто не видит его, Большой Букер смело вышел на солнце и сел в пыльную траву. Не прошло и десятка секунд, как к нему присоединились еще отцы, ютившиеся за спинами. Это была абсолютная победа; Букер почувствовал себя вожаком. Довольный сын юркнул за ширму, а баян военрука расползся в особенном медовом звучании.

…Начало запаздывало: не все собрались, не все еще насытились в кустах.

Наконец, когда у Большого Букера уже затекли ноги, вышел Дима и торжественно объявил мероприятие открытым. Грянул гимн, все встали. Потом, так же стоя, прослушали еще один гимн, составленный по специальному заказу пивоваренной компании. Солнце пекло; столы с напитками стояли в недостижимом отдалении. Букер порылся в пакетах: пусто, никакого питья. Его толкнули локтем, и он увидел, что какой-то лысый субъект заискивающе подмигивает и протягивает ему свежую бутылку.

— Жижморф, — шепнул благодетель и поклонился. — Вы же тот самый Букер, верно?

— Мы все в одной лодке, — машинально пробормотал Большой Букер, принимая пиво.

Приступили к продолжительным награждениям за всяческие заслуги и просто добродетели. Леша выкатил огромный барабан и встал возле Игоря Геннадьевича; тот, как заведенный, наигрывал туш, а вожатый вторил ему ударами большой колотушки.

Отличившимся вручали дипломы, вымпелы, памятные сувениры и настольные игры. Большой Букер устал аплодировать; его сына наградили в числе первых, и хлопать надоело. Но церемония растянулась надолго, потому что администрация решила отметить всех. Зрители то и дело посматривали на часы, уныло предвкушая концерт — своеобразный смотр достижений и приобретений, которым предстояло выразиться в условной, символической форме.

Когда закончилась торжественная часть и началось само представление, Букер, не стерпев жары, перебрался в тень и смотрел оттуда. Видно было хуже, и он беспокоился, что сын огорчится, не найдя его в первых рядах; так и вышло.

Малый Букер, нарядившийся персонажем по имени Дядя Пуд, вышел на середину площадки и начал показывать силовые номера с картонными гирями. Он был одет в полосатое трико, туго перепоясанное широким армейским ремнем, и отец задумался, гадая, какого рода достижение воплощалось в одиозной фигуре Пуда. Жонглируя гирями и театрально отдуваясь, Малый Букер напряженно выискивал в толпе родное лицо — и не находил. Отчаявшись, Дядя Пуд потемнел ликом и принялся зловеще поигрывать бутафорскими бицепсами. Большой Букер, видя его недовольство, вскинул руку, помахал; сын заметил и облегченно выдохнул. Удовлетворенный отец обмахнулся газетой, а военрук перешел к «Сопкам Манчжурии». Дяде Пуду выкатили штангу, и он шутя вознес ее к терпеливому небу.

— Ваш? — осведомился Жижморф-старший, который тоже сбежал от полуденного солнца.

Большой Букер кивнул.

— Хороший парень. Занимается штангой? А мой, вот увидите, выступит с мячиком. Что он с ним проделывает — ахнете!

Букер вежливо улыбнулся.

Из-за ширмы выглядывали разрисованные полуголые черти: отряд Дьяволов готовился к выходу. Готовились и Кентавры: зрители, сидевшие с краю, могли увидеть несчастного ослика, затычку для всякой

Вы читаете Лето никогда
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×