даже на поддон памперсов не было ни у того, ни у другого.
Но разговоры-то…. Сами разговоры…
***
В лучшие годы Трофимыча назвали Генералом.
Небольшого роста, плотный, со сплющенным носом и золотыми передними зубами, немногословный с незнакомыми — он скорее смотрелся авторитетом с зоны, чем деловым упертым мужиком, — кем и был тогда на самом деле.
Воздух перемен Трофимыч почуял чутко, по-звериному. И даже радостно. Уволился с завода и уговорил двоих приятелей начать другую жизнь.
В будке путевого обходчика, рядом с железнодорожным полотном, без вентиляции, в чаду свинцовых паров, на «левом» электричестве ночами шла работа. Отливали пломбы для вагонов, клеммы для аккумуляторных проводов. Работу не делили: собирали по свалкам разбитые аккумуляторы и бесхозные свинцовые чушки, тут же плавили, удаляя окислы, разливали в формы, на общественном транспорте, сгибаясь в три погибели, свозили на «базу», где шел почти непрерывный процесс.
«Голод» на их продукцию был большой. Дело стало приносить прибыль.
На Трофимыча помимо основной работы ложилась и вся бумажно-волокитная. Договоры, отчеты, переговоры, банк, исполком, бухгалтер, проверяющие… Пока дело не встало на ноги, он спал по три-четыре часа.
Потом было швейное ателье. Потом мастерская по ремонту холодильников. В планах было производство аккумуляторов. Нашлись специалисты, помещение. Трофимыч тонул в технической документации, мотался по командировкам...
Закончилось судом.
Молоденький следователь сшил дело о краже свинца со свалки. Свалка была государственная. А то, что гнило на свалке — считалось государственным добром. Статья была не шуточная.
Трофимыч три месяца провел в СИЗО, но получил условный срок. Кооперативное движение набирало обороты, Горбачев ездил по стране, трескучие фразы о перестройке ослабили хватку и Трофимыч проскочил сквозь зубцы судебной машины.
«Закон — паутина, — сказал ему адвокат. — Муха увязнет, а шмель проскочит».
Бывшие партеры к этому времени вывели Трофимыча из состава правления, перерегистрировали кооператив, заменили дверные замки, поставили охрану.
Не помогла ни унылая драка, ни жалоба в горисполком. Трофимыч сходил к адвокату, но в суд обращаться не стал.
Заначки хватило, чтобы привезти из Углича два чемодана часов.
Трофимыч стоял у забора на рынке, разложив часы на перевернутом тарном ящике, — и думал.
Был продана старенькая, но еще бойкая «копейка». Он привез из соседней области носки и колготки. Потом трикотажные перчатки и тельняшки…
Через пару месяцев на Трофимыча уже работало пять человек. Бизнес рос на стихийных дрожжах дикого рынка, и снова не оставлял времени для сна и отдыха.
***
Славка обошел баню и осторожно заглянул через небольшое оконце над кухонной стойкой.
То, что происходило в бане, по-другому, как оргией, трудно было называть. Несколько пар совокуплялись стоя, сидя, лежа. На столе, под столом, на полу, на лавках, у окна.
Именно эти, расположившиеся на широком подоконнике, как бы специально для него, принимали различные позы, демонстрируя свою наглую свободу. Жалюзи на окнах были закрыты и из администраторской силуэты в освещенном окне, казались танцорами в откровенном балете.
По чьему-то сигналу партнеры одновременно менялись. Девицы оставались там же где и были, принимая вымученно-похотливые позы, а парни переходили от одной к другой, передвигаясь по кругу.
Не сразу Славка заметил в углу штатив с видеокамерой. Облысевший, в годах, оператор руководил съемкой. Сбоку от него виднелась женская нога в высоком, до колена сапоге.
Оператор похлопал в ладоши и что-то скомандовал. Пары разъединились и, вяло переговариваясь, пошли в сторону душевой. Женщина, сидевшая сзади оператора, встала перед камерой. Кроме сапог на ней были только красные ажурные чулки. Послышалась музыка. Со стороны комнаты отдыха вышел здоровенный голый мужчина, перетянутый ремнями, в маске палача, с плеткой в руке.
Славка сплюнул, матюгнулся и направился к сараю.
Надо было подготовить на утро дрова для растопки.
«Ладно, может и было что-то не то. Ладно, может мы где-то и перегнули, не доглядели. Но ведь сейчас «не то» в разы! — подумал он. — Была предпринята историческая по масштабам попытка создания общества социального равенства!»
Он представил себя на трибуне, в зале с портьерами из красного бархата.
Славка уже «принял» сегодня. С утра, гуляя с собакой, он зашел в бар и принял «соточку». До работы, еще на автостанции, взял «на грудь» пару пива. А потом, уже на пересменке, Кондрат предложил грамм двести кагору. Бутылку пива Славка позже позаимствовал на складе. На старые «дрожжи» легло хорошо.
«А сейчас? Феодальный капитализм! Прикрытый демократической риторикой. Наглость безразличия, беспримерного цинизма к собственному, разграбленному народу такова, что выговорить невозможно. Миллиарды долларов инвестиций в страну — и в итоге? Где наука и образование? Тупик. Где
