А когда папа умер, произошла самая странная история в ее жизни.
На следующую ночь после похорон муж кончил в нее, чего делать никак нельзя было. Она узнала, что беременна, через неделю. Мгновенно в ее голове слились такие мыслеформы: душа умершего может переселиться в ребенка, и так она может задержать с собой, возродить отца; муж месяц назад купил статуэтку морского змея, и конечно, вот он – этот змей, связанный теперь намертво с ее отцом- дельфином через ее тело. Свет была в шоке, а мужа возненавидела. Аборт она сделала накануне сорокового дня от отцовской смерти.
Можно было сойти с ума, мужа просто хотелось убить, в доме не утихали скандалы. Только тогда, чтобы не случилось еще худшего, Свет села писать ту морскую картину. Она рисовала и разговаривала сама с собой (детей забрала к себе свекровь). Она сидела перед холстом, водила карандашами и кисточкой, плакала и говорила:
«Вот папа, это ты, такой сильный и красивый. Ты всю жизнь помогал мне как дельфин, выносил меня из стольких бурь, Я плачу, это соленая вода, тебе от нее хорошо, и мне тоже. Я счастлива плакать по тебе. Папа, что я натворила! Я убила ребеночка, в котором могла быть твоя душа! Или это глупости, папа? Я страшно запуталась. Мне совсем не время сейчас рожать, у меня так плохо с мужем, он меня ужасно злит, я просто уничтожаю его, он так может уйти из дома, я знаю, И с деньгами теперь стало гораздо труднее. Может быть, пусть уходит? А зачем? Я люблю его, у нас с ним хорошие дети. Это он хочет еще ребенка, я бы, наверное, уже не рожала. Он меня использовал, я так чувствую. Но почему сейчас? Сейчас ты ушел. Ты хотел уйти, я знаю, тебе было так тяжело. Ты всех нас тянул. Ты не только мне был дельфином, Почему ты попросил меня нарисовать эту картину? Если ты дельфин, то кто так мешал тебе плыть? Ведь не я, папа? Но ведь и не мой муж, он ведь тебе нравился, да и, на самом деле, тебе не было до него дела, живет со мной хорошо – и ладно? Какой такой морской змей? Получается, он висел на тебе хуже, чем камнем? Папа, это твой старший сын? Это Черт? Он не давал тебе покоя, да, папа? Он мучил тебя? Он всю жизнь на тебя страшно злился, конечно. Он-то вырос без папы. И он всю свою жизнь пустил под откос. Неужели чтобы только отомстить тебе? Бедный папочка! А ты не мог уплыть от него. Один только раз уплыл, и то ведь, наверное, не от него, а от его мамы. А от него так никогда никуда и не делся. А я не замечала, я только свое с тебя тянула. Я плачу, теперь мне ужасно стыдно. Я не сняла с тебя этот груз, я сама была таким же грузом. Я хотела быть как мой брат. Слава Богу, не стала. Я все-таки была хорошей дочерью, пап. Ведь правда? Мне кажется, ты улыбаешься мне и киваешь. Сейчас я немного схожу с ума, но ничего, сейчас можно. Так что же это был за ребеночек, папа? Может быть, это был ребеночек от тебя? Или я опять заговариваюсь? Ты как будто улыбаешься мне и говоришь: успокойся, все не так тяжело, соберись, улыбнись мне. Да, папочка. Ты мне советуешь на все посмотреть просто, да? Просто: конечно, это не твой ребенок, это мой ребенок, мой и моего мужа. Почему мы зачали его после твоих похорон? Во-первых, случайно. Во-вторых, я не могла расстаться с тобой, я хотела родить себе маленького папу. Фу, прости меня, это плохо. Я все это поняла, когда сделала аборт. Знаешь, что я сделала? Я отдала его тебе. Папа, если это чушь, то, что я говорю, то перестань улыбаться, дай мне понять. Это серьезно. Я отдала его тебе, чтобы вы были вместе. Господи, это еще один змей на твоем хвосте, да, папа? Нет? Ты прощаешь меня? Я же тоже не ангел, я злая, я хотела быть как брат. Прости меня, родимый, родной! Ведь это уже не утяжелит тебя! Теперь ты оттуда смотришь, и тебе все живые, и мертвые, и живые – отсюда разные, а для тебя одинаковые? Все, я уже ничего не понимаю. Я только хочу, чтобы все это кончилось. Чтобы ты и брат простили друг друга. Мне это важно, потому что я ваша наследница, и его, и твоя. И тогда я смогу простить своего мужа. И чтобы ты простил меня, и этого ребеночка, и чтобы он тоже простил меня. Ведь ему было бы так тяжело родиться в таком бедламе. Я потом, когда все заживет, лучше рожу. Я сильная, да, папа? Ты так и будешь моим любимым дельфином, потому что мы любим друг друга, а любовь не умирает. Умирают всякие обиды и тяжести, и наши тела, но любовь так просто не умирает. Вот, я угадала, папа, да? Все, я перестану сейчас болтать, я успокоюсь и нарисую то, что ты просил.»
Заключение
Я заканчиваю эту книгу. Она была подобна в моей жизни большому путешествию – скорее не в далекое, а в глубокое, когда вдруг обнаруживаются невероятно важные вещи прямо там, где живешь; вот так жил-жил, не замечал, а тут как начал замечать, так было трудно остановиться. Я начинал эту книгу как описание архетипических сюжетов, давно задуманный мной труд по сказкотерапии. По дороге я «ушел в одну тему», которая оказалась такой обширной, что я понимаю, что ни в коем случае ее так и не исчерпал. Ненаписанными остались главы про развод и про смерть – наверное, слишком болезненные для меня на сегодня темы; главы про подростковый бунт и уход из семьи, про «партнеров для любви и партнеров для брака» и несколько прочих я так и не осилил. Может быть, пройдет сколько-то времени и накопится опыт работы с семейными структурами разных людей, и я напишу продолжение.
Я думал, что в книге будет много сказок. Но по сравнению с историями, которые я сюда записал, сказки мне стали казаться какими- то слишком бледными и воздушными, и их здесь почти нет.
Пока эта книга писалась, я сам понял много нового. Частично потому, что мои старые и разрозненные мысли сложились в цельную картину (эта картина в основном выписана в шестой главе о «Магическом мышлении в семье»). Но во многом потому, что в потоке этих слов я чувствовал себя не автором, а писцом, который внимает диктовке и расшифровывает услышанное на языке своих соплеменников. Это было одновременно очень интересное и довольно грозное занятие. Много раз я уставал, и под конец стал просить, чтобы поток приутих. Материал этой книги остался для меня «магическим» в разных смыслах, и многие тайны остались тайнами, как горы остаются горами, когда на них поднимаешься – вершины растут, на самый верх выйти невозможно (я и не хочу, меня сказки про отмороженных спортсменов или блажных архатов на Эвересте никогда особо не радовали), и чем больше видишь, тем больше чувствуешь, как мал твой горизонт, но оттого он и более дорог.
У этой книги было много вариантов названий. Например, одним из первых было «Возвращение в семью» – и это и есть в основном мой личный смысл этой книги. Который я не буду сейчас особо разбирать, все довольно обычно: в молодом возрасте борешься за свободу, а в зрелом, завоевав свободы сколько влезет (а много ни в кого из нас не влезает), начинаешь ценить расклады «долгие» и «надежные», осознавать корни своего Рода и свое в нем место. «Как это правильно и как это скучно» – мог бы вздохнуть Вечный Подросток, но я, склонный гораздо больше к архетипу Вечного Дитяти, совсем не нахожу скучным разбираться в этих хитросплетениях, на которых семьи стоят, и о которых почти никогда ничего толком не знают.
Конечно, некоторые истории в этой книге – из моей собственной жизни.
Пока я писал эти тексты, я много общался с очень разными людьми, которые поделились со мной историями своих жизней и семей. Малая толика этих откровенностей напечатана в книге. Я хочу сказать Большое Спасибо всем тем, кто вместе со мной во всем этом разбирался.
И вот я беру большой ключ и делаю «Заключение». Такие правила, как у хирургов: мы вначале достаем там что-то из живота, потом изучаем-режем, а потом запихиваем обратно, и пусть работает как работает. После хорошей психотерапии должна наступать простая хорошая жизнь.
Чего и вам желаем.
