вернусь. сразу узнаю, чем ты тут без меня занималась!
Вот какой он нелепый человек, этот Ромка.
— Ну и что ты сделаешь, когда узнаешь? — с раздражением спросила Светка.
— Тогда увидишь, — туманно пообещал он.
Да ничего он ей не сделает! Трепло несчастное. С собой что-нибудь сделает, в это можно поверить. Полгорода поубивает с горя… А Светку даже пальцем не тронет.
— Дождись меня, Светик, ладно? Дождись, моя маленькая, — с тоской в голосе произнес он.
А потом ушел в ванную. И полчаса там стонал и скрежетал зубами. Дурак.
Светка лежала совсем разбитая, с ноющей болью во всем теле. Не могла даже встать и одеться.
И вдруг появляется Ромкина мамаша.
— Что тут происходит? — завопила она с порога. — Разлеглась! Бесстыжая!
Ромка выскочил из ванной с цементно-серым лицом.
— Уходи! Уходи сейчас же, — весь трясясь, заорал он.
— Рома… Рома… — испуганно забормотала мать, пятясь к дверям. — Рома, успокойся…
— Если ты… кому-нибудь… хоть слово… про Светку, — надвигался на нее Ромка. — Ты меня знаешь, мать! Я что-нибудь с собой сделаю…
— Ну что ты, Рома! Сыночек… — шептала она побелевшими губами. — Да я… Да разве я не понимаю? Дело молодое…
— Смотри! — хрипло сказал он, выставляя ее за дверь.
— Ой, Ромочка, Ромочка… — рыдала Светка, торопливо одеваясь. — Что мы наделали! Мне так стыдно, Ромочка…
— Ничего не бойся! — твердо сказал Ромка, обнимая ее. — Слышишь, Светка? Нечего тебе бояться! Ты моя. Пусть только попробуют… Я любому глотку заткну!
На следующий день его провожали. Собрались все — друзья и просто знакомые. Соседи. Учителя.
Светка, выплакавшаяся до самого донышка, висела на нем и ей было абсолютно безразлично, что о ней подумают. А он без конца целовал ее и все шептал на ухо, чтобы она без него… ни с кем… ни-ни!..
Глупый, глупый Ромка… Неужели он не понимал, что у Светки не было никаких шансов изменить ему? Ни один здравомыслящий мужчина, в возрастном диапазоне от шестнадцати до шестидесяти лет, не осмеливался приблизиться к ней даже на расстояние вытянутой руки.
“Тебе не о чем беспокоиться, Ромка, — грустно думала Светка. — Я непременно дождусь тебя. Куда я денусь?..”
И ушел он в армию.
А через полгода вернулся. В закрытом гробу.
На его похоронах Светка выла, как безутешная вдова. Ползала на коленках по земле, молотила кулаками по металлической крышке гроба. кричала: “Рома! Ромочка! Вернись ко мне!..” Ее оттаскивали, она вырывалась, снова кидалась на гроб, билась об него, скребла глухие, гладкие стенки, ломая ногти…
Народу было много. Все рыдали.
После поминок они остались вдвоем с Ромкиной матерью. И та, плача, говорила Светке:
— Ты мне, как дочь родная. Кроме тебя, никого у меня нет…
И всю ночь рассказывала ей про сына. Какой он упрямый был в детстве. Но добрый. И как трудно было растить его без отца.
А потом снова повторяла, не вытирая ползущих по щекам слез:
— Никого у меня больше не осталось на свете, кроме тебя, девочка. Только ты одна можешь понять и разделить мое горе…
Забегая вперед, надо заметить, что именно стараниями Ромкиной матери жизнь для Светки в этом городе вскоре стала невыносимой. Обнаружив, что Светка не намерена весь остаток дней своих оплакивать Ромку, тетя Галя принялась поливать ее грязью и позорить на каждом углу. Из-за нее Светке и пришлось потом уехать. Навсегда.
Но первое время они души не чаяли друг в друге.
Тетя Галя очень сожалела, что у Светки не осталось ребеночка от Ромки. Тогда ей было бы ради кого жить.
“Ну почему ты не родила от него?” — упрекала она Светку. А та и не знала, что ответить. Как она могла родить?
Но время шло, и Светка стала забегать к тете Гале все реже и реже. У нее началась другая жизнь.
Нет, не сразу, конечно. Почти полгода она никуда не ходила и ни с кем не встречалась, хотя все знакомые наперебой убеждали ее, что так нельзя. что нужно встряхнуться, развеяться, забыться. Что какая она дура, что молодость проходит и что никому не будет легче, если она заживо похоронит себя в восемнадцать лет. И соседки и подружки так говорили. А от желающих познакомиться с ней просто отбою не было.
Правда, на улицах к ней приставать не осмеливались. Незримая Ромкина тень все еще витала где-то неподалеку. Но любовные записки в своем почтовом ящике Светка обнаруживала регулярно.
Она стала самой знаменитой девчонкой в этом городе, Своего рода — достопримечательностью, живой легендой. Трогательную и возвышенную историю ее любви знал здесь каждый.
Однажды Светка все же поддалась на уговоры подруг.
Был Новый год. Приехал Дима Зиновьев из Москвы — он там в институте учился, в МГИМО, — и решил собрать у себя бывших одноклассников. Тем более, что его родители на всю ночь уехали за город с какими-то знакомыми.
Набралось человек двенадцать. Остальные разъехались кто куда, поступив в техникумы и институты.
К слову сказать, Светка тоже училась в институте. В химико-технологическом. Единственном высшем учебном заведении в этом городе. На вечернем отделении. А днем работала на заводе.
Кроме одноклассников было там также несколько незнакомых парней — Димкины друзья.
Димка как увидел Светку, так и присох. С первой же минуты. Ни на шаг не отходит, в рюмку подливает. Другие тоже возле нее крутились, то и дело танцевать приглашали, а Димка изображал из себя бешеного ревнивца. Скалил зубы, грозно хмурил брови и никого к ней не подпускал.
Кажется, он Ромку передразнивал.
Светке было не по себе от этого, очень хотелось уйти. Но она старалась не подавать виду. Зачем портить людям настроение? Она даже смеялась вместе со всеми.
А потом Димка предложил тост:
— Давайте выпьем за то, чтобы у каждого из нас в новом году сбылось самое большое в жизни желание… И у меня в том числе, — добавил он, со значением посмотрев на Светку.
И все, кто сидел за столом, тоже посмотрели на нее.
Светка потупилась, давя губами улыбку, и… выпила.
Она уже пьяная была, как зюзя. Дима внимательно следил, чтобы емкости не пустовали. Подливал и подливал. А она автоматически заглатывала содержимое. Комната качалась. Чьи-то лица плавали перед глазами, как белые воздушные шары. Кто-то пел под гитару…
Дима предложил потанцевать. Вывел ее на середину комнаты. Но она уже не держалась на ногах. Обхватила его руками за шею, растеклась по нему бесформенной массой.
— Тебе плохо? — спросил он.
— Мне хорошо, блаженно прошептала она, прижимаясь к нему.
И тогда он поцеловал ее в шею и повел куда-то, сказав, что ей надо немного отдохнуть.
