свои бездонные серые глаза. Вскоре у нее исчезла зевота, уступив место нервной икоте. Она вскочила, метнулась в коридор, снова потопала на кухню:
-Господи Иисусе! Малявка Крикова! Бледная моль, мышка норная! Серая и душой, и телом! Сколько раз говорила Нике: 'Лучше быть последней среди первых, чем первой среди последних!' Так она все свое: 'Лика и Лера – мои подруги с самого рождения, я их ни на кого не променяю!' Вот и получается, боком выходит доброта-то! А Чибисов каков проподлюга! Завтра же позвоню Пашке и Ленке, пусть послушают сказочку о подвигах своего замечательного сынка!
-Ты не скажешь родителям поганца ни слова! Слышишь? – отловив, наконец, взметавшуюся жену, прошипел ей в лицо Олег. – Неужели непонятно: если поднимется буча, Ника обязательно обо всем узнает. Молчи, поняла?
-Нет, черт возьми! Чибисовы наши друзья, я всегда доверяла им! – возразила Рыжова. – Пусть вправят мозги своему несмышленышу!
-А еще Нику критикуешь за излишнюю доверчивость! Сама такая же! Прошу тебя, Людка, Христом Богом, ни слова Пашке с Ленкой! А я завтра же поговорю с Барышниковым. Пусть решит, кого должен лечить психиатр: нашу девочку или этих засранцев!
-Хорошо, Олежек, только обязательно завтра! Мне тут в голову пришло: мы обращаемся к Петру Ивановичу, как истовые католики к духовнику.
-Она еще шутит! Мы подспудно боимся, что Аня вернется, и наша жизнь снова превратится в вечное ожидание неприятностей, вечный страх потерять Нику. Снова начнется противоборство, кто кого: или медицинская наука, или недужная психика!
-Философ ты мой! - Людмила обняла мужа, прижалась к его широкой груди.
Остаток ночи подвыпивший Рыжов проспал, как убитый, а его супруга до утра ворочалась, словно под матрасом каталась добрая дюжина горошин величиной с картофелину.
6 Контрольная
Напуганное бесцеремонным пиканьем электронного будильника утро неумолимо наступало по всем фронтам. Хмурый после банкета Олег застал на кухне дочь, мурлыкавшую незамысловатую песенку.
-Пап, голова болит? Потерпи, сейчас заварю зеленого чаю! Обязательно поможет!
-Нет, детка, лучше кофе, - слегка поморщился Рыжов, ненавидевший зеленый чай лютой ненавистью.
-Нельзя, итак давление повышено после алкоголя! – возразила Ника.
-Критику наводишь, малявка? – проскрипел преподаватель.
-Радуюсь!
-Чему? Отец загибается, а дочурка, видите ли, радуется! – надулся Олег.
-Сегодня четверг! Моему папуле на работу только к двум часам, и он успеет придти в норму! – ласково улыбнулась девушка.
-А-а-а! Действительно, какое счастье! Молодец, детка! Надо уметь радоваться самым незначительным мелочам, поскольку из них по большому счету состоит жизнь! Но как же мне тошно, хоть голову в петлю!
-Вот твой чай, папочка! – Ника поставила перед ним чашку с дымящейся желтой жидкостью, почему-то пахшей селедкой.
-Девки-девки, горе мне с вами! Просил же кофе! – скривился Рыжов, как от зубной боли. – Дочь, насколько я знаю, у тебя сегодня контрольная?
-Годовая и очень ответственная.
-Боишься?
-Нисколько. Я хорошо подготовилась.
-Опять будешь решать за себя и за того парня?
-Конечно. Иначе девчонки завалятся, чистые гуманитарии, - серьезно произнесла Ника.
-Мягко сказано! Они не гуманитарии, а просто-напросто никто, нули! – неожиданно вспылил Олег.
-Папа, почему ты так говоришь? – насторожилось чадо.
-А как надо? – Олег еле сдержал рвущийся наружу сарказм.
-Они люди, личности! – укоризненно воскликнула девушка.
-Ангел ты мой белокрылый! Прости, но я в них личностей не вижу! Носишься с этой дурехой Криковой, как курушка, а она тебе увидишь, чем отплатит!
-О чем ты, папа? Мы горой друг за друга!
-Неужели? – сарказм все-таки вырвался наружу. – В тебе, дорогая, я не сомневаюсь, а вот в них…
-Папа, мне не нравится этот разговор! Очень не нравится! Почему ты не любишь Лику и Леру, можешь объяснить? – Ничка вконец расстроилась.
-Скажем так, дочь, я им не доверяю! Извини, но нельзя безоговорочно приписывать другим собственные качества! Обожжешься! Я же за тебя тревожусь! Ты у нас нежная, как тургеневская барышня!
-То есть, вымерший динозавр?
-Почти. Смотришь вглубь себя, в свой внутренний мир, а это опасно, пойми!
-Папа, ты неправ, я давно вижу намного шире. И даже глубже!
-Ну и молодец. Не переживай, так я, с больной башки треплюсь!
-Честно? – совсем по-детски спросила она.
-Честнее не бывает! - Олег чмокнул дочь в щеку, - знаешь, отношения с подругами важны в детстве, юности и глубокой старости, значит, у тебя, в конце концов, все наладится.
- Хорошенькое утешение! Спасибо, папа! – она улыбнулась, но печально и вымученно. – Я ведь уже взрослая и все понимаю: ты в обиде на Лику из-за Дениски. Только она тут не при чем, и он тоже. Они оба ни в чем не виноваты. Мне вспоминается одна песня, там есть такие слова:
Ника отвернулась от отца, пряча лицо. Олег знал, она боролась с подступавшими слезами. У него похолодело сердце, столько горечи прозвучало в ее словах. Раньше дочь никогда не говорила открыто о своих чувствах. Вдруг это гораздо серьезнее, чем думают они с Людмилой? Нет, медлить нельзя, надо сейчас же идти к Барышникову, хорошо хоть, в универ только к двум!
