– В детстве я был хорошим мальчиком. Я и сейчас никогда не вру. Обещал прийти – и вот он я, – ощерив в улыбке обломки зубов, произнес Мучача и нажал на спуск.
Из дула вылетел рой пронзительно гудящих ос-убийц, каждый укус которых смертелен. Вот только смерть наступает не сразу. Несколько часов укушенный испытывает невыносимые мучения, но сознание не теряет. Особый токсин блокирует эту спасительную реакцию нервной системы.
Ноги Коха подкосились, и он бухнулся на колени.
– Н-не… Н-не…– шептали побелевшие губы.
– Да, да, – улыбался мертвец. – Непременно.
– Что с тобой, Руди? – удивленно воскликнул второй надзиратель, которого звали Боб Ордан. Он не видел никакого Мучачи, Просто его напарник вдруг обернулся, начал разговаривать сам с собой, а теперь и вовсе стал на колени, словно решил помолиться. Кох не ответил. Он не слышал Ордана, он уже был мертв. От испуга сердце лопнуло в его груди.
Непейводе дорого далась эта процедура. Чтобы достать «пугач» из кувшина, ему пришлось опустить в воду слепленную из клеточек конечность. И треклятые «мураши» насосались, назюзюкались до свинячьего визга. Придется пока оставить их в камере.
Потом он нацелил «пугач», мысленно произнес волшебное слово, и тот заработал… Вобрав ментальное поле обер-надзирателя, «пугач» засветился ярче, вроде бы даже стал крупней. Чего не скажешь о Двунадесятом Доме, который на время потерял полкило «мурашей». Держа в вытянутой руке «пугач», Непейвода стал ждать, и через две минуты все было кончено.
Испугать второго надзирателя оказалось еще проще: больше всего на свете Боб Ордан боялся свою тещу Аглаю Петровну, от которой, собственно, и сбежал в крепость «Запор-4». Вошедший во вкус «пугач», который мог материализовывать затаенные страхи любых разумных существ, немедля испек желчную, разгоряченную коньяком мадам в распахнутом домашнем халате и в тапочках с помпонами на босу ногу. Ее тонкие губы кривились, когда она выдавала одну язвительную остроту за другой. Ее прищуренные глазенки раздевали своего зятька, находя в нем один жуткий изъян за другим.
Она издевалась над ним как могла, унижая его мужское достоинство, жалкий умишко и всех его ничтожных родственников и предков – по третье колено включительно.
«Пугач» воплотил подлинного гения психологической пытки, великого специалиста по мучению своих жертв, и казнь была страшна. Аглая говорила зятю какие-то обидные, но вроде бы не смертельные вещи, и в эффектных жестах ее не было ничего угрожающего, но это на сторонний взгляд. Для Ордана наступил конец света. Спрятаться было некуда, помощи ждать не от кого. Теща отрезала пути к отступлению и продолжала атаковать, с каждой фразой набирая обороты. Она била его в самые уязвимые места, и он дергался от снайперских ее попаданий, как от настоящих пуль.
От страха Боб Ордан описался и во время нервного спазма проглотил язык. Он так и умер от удушья, хрипя и булькая на полу коридора. И тем самым доставил своей теще массу дополнительного удовольствия.
Удивительное зрелище предстало глазам троих надзирателей, когда они ворвались из дежурки в коридор карцера: стремительно несущийся по полу бурый ковер муравьев нес на себе странную перламутровую раковину и станнер. Двое оцепенели на мгновение, и этой заминки хватило живому ковру, чтобы преодолеть разделявшее их пространство. Третий успел выстрелить, но, даже потеряв сотни клеточек, Непейвода ни на миг не замедлил свой бег.
Теперь «пугач» настолько окреп, что разом смог напугать до смерти всех троих. Каждый из карантинщиков увидел свое. Тот, который стрелял, полосуя из бластера стену, целился в инопланетное чудовище. А потом, чувствуя, как чудовище начинает пожирать его заживо, снес себе полголовы.
В теле другого стремительно проросли споры хищной водоросли, превращая орган за органом в смрадное желе. У него, как и у Коха, взорвался «мотор» – сердце не может выдержать такой ужас.
Третий карантинщик в детстве страдал клаустрофобией, и теперь болезнь возродилась за один миг. Тесный коридор крепости убивал его. Надзирателя начало рвать, он ползал на коленях, сжимая виски и издавая звериный вой. Потом ему стало не хватать воздуха, и он бился головой о переборку. Когда карантинщик замер на полу, на титанитовой обшивке переборки остались кровавые кляксы…
У каждого был свой ад, но кончились кошмары одинаково: три трупа лежали на полу неподалеку от выхода из карцера. Бронированная дверь была закрыта, но Двунадесятый Дом, забрав у мертвеца электронный ключ, беспрепятственно просочился внутрь крепости.
И тут случилось непредвиденное. Когда Непейвода приказал «пугачу» перейти в режим ожидания, тот вдруг запылал красным огнем и сжег нервные узелки ближайших к нему клеточек. «Пугач» больше не хотел подчиняться хозяину – он решил сожрать всех.
От нестерпимой боли Дом отбросил его мгновенно выросшей из «ковра» рукой. «Пугач» стукнулся об пол, и в коридоре возник термопсис. Точно такой же, как на «фазенде» Рассольникова. Напрасно Непейвода раз за разом повторял защитное заклинание, которому его научил Платон, – смертельный враг фффукуарабцев и не думал исчезать, напротив: он бросился в атаку. Зная природу этого термопсиса, ходячий муравейник не испытывал ужаса. Он просто знал, что если ничего не придумает, термопсис его убьет. На войне как на войне…
Выстрел трофейного станнера встретил врага в прыжке. Дом перевел тумблер на максимальный, убийственный режим – в термопсисе слишком мало нервов и слишком много проводов. Он стрелял в мираж, а попал в «пугача». Удар парализующего излучения был так силен, что мгновенно убил породителя ужаса. Как только жизнь покинула «морскую раковину», исчез и бешеный термопсис, исчез в каких-то сантиметрах от стрелявшего в него Непейводы.
«Так ведь поседеть можно, – подумал муравейник, но клеточки его отнюдь не побелели. – Игрушка сдохла. Что я теперь скажу Платону?»
Прежде чем покинуть карцер, Двунадесятый Дом снял с трупа Боба Ордана штатный комбинезон со множеством карманов, клапанов, «молний» и нашивок. Он еще пригодится ходячему муравейнику. Ведь Дом не пер наобум, он представлял себе внутреннее устройство орбитальной крепости, и у него был план.
Непейвода преодолел казарменный отсек ползком и рассредоточившись – каждую деталь одежды и оружие несла особая группа клеточек. Если бы нашелся свидетель того, как комбинезон и башмаки сами собой беззвучно движутся по потолку, обтекая пузыри светильников и глазки видеокамер, он наверняка бы решил, что сошел с ума или все это ему только мерещится. По счастью, на орбитальной крепости была ночь,
