Темой симпозиума было «Сохранение исторических архитектурных ансамблей в условиях развития современного градостроительства». Венеция, законсервированный город-памятник, конечно, не мог служить примером заявленной темы, но его «невероятная ускользающая красота», как камертон, должна была настроить всех участников на вдохновенный лад. Город, в котором практически нетронутыми остались постройки XIV века, вполне являл собой немой укор другим городам и странам, потерявшим свое историческое лицо. На симпозиум приехало много иностранных гостей: из новых стран Европейского Союза и даже из России.
После утреннего заседания, наскоро перекусив, Лючия села на вапоретто — небольшой катер, служивший и городским транспортом, и прогулочным плавсредством, и отправилась на площадь Сан Марко, чтобы в зимних сумерках, при неверном свете фонарей, зыбко отражающихся в водах каналов, прогуляться по любимым улочкам.
Настроение у нее было приподнятым. Она была почти счастлива, чувствовала, что встреча с Венецией вернет ей радость жизни. Сегодня она медленно прошла по площади, любуясь радостным собором Сан Марко, больше похожим на роскошный театр, чем на средневековую церковь. На площади было немного туристов, но Лючия поймала себя на мысли, что в Венеции туристы почти не мешали ей. Она знала улицы, которые, причудливо извиваясь через почти тупиковые дворы, выводили к набережной. Она вышла на набережную Фондаменте-нове, от которой обычно отходят вапоретто на «остров мертвых», Сан- Микеле, кладбище, где похоронены многие известные люди, любившие Венецию, и не только итальянцы.
Но ноги как будто сами несли ее на мост Вздохов, нависающий над улицей Рио дель Палаццо. Ее сердце снова замерло от красоты открывающейся лагуны. Она остановилась у края моста и, прежде чем спускаться с него, почему-то стала смотреть на людей, проходящих по набережной. Неожиданно для себя она вспомнила фразу про испытательный круг и стала вглядываться в силуэты и даже в лица людей, как будто осознав, что сейчас должно произойти что-то особенное. Она даже спустилась на пару ступенек, чтобы в сумерках лучше рассматривать проходящих мимо людей. Нет, она даже не задумывалась, зачем это ей понадобилось, она просто смотрела на прохожих, провожая взглядом идущих мимо мужчин. Внезапно ее сердце сильно застучало, а дыхание остановилось. Она замерла, чувствуя, что происходит то, о чем боялась думать. Это он? Нет, не может быть… Мужчина с дорожной сумкой на плече шел мимо прогулочным шагом. И только когда он начал удаляться от нее, она увидела широко развернутые плечи, светлые волосы, блеснувшие в неверном свете фонаря.
Лючия почти скатилась по лестнице с моста и побежала по набережной, боясь потерять в сгущающихся сумерках этого мужчину, со светлыми волосами без головного убора, в той самой дубленой куртке. Она шла быстро, в ней боролись опасение потерять его и страх разочарования от возможной ошибки. Ей приходилось расталкивать людей и, бормоча извинения, она шептала про себя: «Не может быть, не может быть…»
Когда она поравнялась с ним, и сомнений больше не было. Некоторое время она с сильно бьющимся сердцем шла рядом, примериваясь к его росту и укрепляясь в своем предположении. Да, это он…
Морис был погружен в себя и, казалось, ничего не замечал вокруг. Лючия осторожно взяла его под руку. Он быстро перевел взгляд на нарушителя его спокойствия и остановился, остолбенев. Некоторое время они стояли, глядя друг на друга и не веря своим глазам. Люди, идущие по набережной, недовольно обходили их, но они никого не замечали. Лючия первой пришла в себя, и, взяв Мориса за руку, оттащила его в сторону из людского потока.
— Я знал, что встречу тебя в этом городе, — наконец, проговорил он, взяв в ладони ее лицо и внимательно вглядываясь в него.
Не отпуская его руку, Лючия потащила его в сквер, простирающийся вдоль набережной. Там они опустились на скамейку, и он обнял ее. Она, прильнув к его груди, разрыдалась, а он молчал и ласково гладил ее по спине. Она начала успокаиваться и подняла к нему заплаканное лицо. Он нежно целовал ее глаза, мокрые щеки, брови и нос. Губы их соединились, и они долго пили друг друга, соединяя дыхания и трепет прикосновений, боясь спугнуть радость обретения и мгновения неожиданного счастья.
— Ты похудела, — тихо сказал он.
— А ты поседел, — Лючия погладила пальцем его висок.
— Ты почувствовал, что я в Венеции? — спросила она.
— Я прочитал в газете о Международном конгрессе архитекторов и почти не сомневался, что ты будешь здесь, и мы встретимся…
— Милый, милый! — выдохнула Лючия, снова всхлипывая и прижимаясь к нему. — Я даже не предполагала, что мы… когда-нибудь снова увидимся.
Морис счастливо рассмеялся и снова прильнул к ее губам.
— Вот видишь ты какая! — шутливо упрекнул он. — Ведь я же сказал, что мы будем любить друг друга долго и никогда не расстанемся, а ты все сомневалась…
— Но ведь твоя записка поставила точку на всем, — горячо возразила она. — Увы, ты меня поймешь… — горько напомнила она. — Что мне оставалось думать? Только то, что все кончено, так как между нами будет вечно стоять… ее смерть.
Морис еще сильнее прижал к себе любимую, продолжая счастливо улыбаться.
— Ну что же ты молчишь, разве я могла думать по-другому? — настаивала Лючия. — Ты же мог в конце записки приписать, например, «я обязательно найду тебя».
Заметив, что с лица Мориса исчезла блаженная улыбка, она замолчала, вспомнив, в какой ситуации находился тогда ее любимый. Он нежно и грустно посмотрел на нее, поднеся к губам обе ее руки и стал целовать каждый пальчик.
— Конечно, ты права, — тихо сказал он, — но я плохо соображал в тот момент и уж конечно не предполагал, что ты так поймешь меня…
— Нет, я не упрекаю тебя, — спохватилась она, — но как ты собирался найти меня, если бы не сообщение о симпозиуме? Ведь прошел целый год, — вздохнула она. — Я думала, что не переживу этот год…
— Прости, прости меня, любимая. — Морис прижал ее к себе и стал гладить по волосам. — Сначала я действительно чувствовал свою вину в смерти Катрин и не находил себе места. А потом снова погрузился в работу. Но поверь, не было ни часа, когда бы я не думал о тебе.
Он замолчал, и их губы снова слились в нежном и страстном поцелуе.
— Я пробовал искать тебя в Интернете, — продолжал он. — Нашел, представь, твою фотографию как победителя конкурса лучших проектов спортивного комплекса для нового района Рима. А дальше, как ты понимаешь, я смог бы найти тебя и уже знал, как искать и что найду. Но решил еще подождать. До конца года оставалось совсем мало. Подошел новый лыжный сезон, а я не мог, не хотел ехать в горы без тебя…
— Со мной было то же самое, — прервала его Лючия, радостно рассмеявшись. — Я тоже не представляла себя в горах без тебя!
И оба счастливо засмеялись, прижавшись лбами, и прося прощения за столь долгое отсутствие.
— Послушай, — Морис умоляюще посмотрел на Лючию, — тебе обязательно завтра надо быть на симпозиуме?
— Мы оба поедем туда после обеда, — ласково растолковала она. — И немного побудем на пленарном заседании. Тебе тоже будет интересно.
— С тобой мне везде будет интересно, — счастливо рассмеялся он. — И вообще я тебя больше никуда не отпущу. И никогда…
— Ну да, — быстро отреагировала она. — Надо было, чтобы прошел целый год, за который могло произойти все, что угодно, чтобы пришло решение больше не отпускать меня.
Они снова прильнули друг к другу, не в силах оторваться от любимых губ.
— А сейчас мы пойдем в гостиницу, — сказала Лючия. — Я знаю недалеко отсюда одну дивную, старинную гостиницу.
Отель «Месснер» располагался в здании XVII века. Триста лет назад здесь тоже была гостиница, и, похоже, что с тех пор здесь сохранились и панели из красного дерева, и мебель, и бронзовые канделябры, тронутые зеленой патиной и переделанные в электрические светильники. Казалось даже, что в конце
