рюкзаком за плечами.
На груди Яшина зашипела рация.
Илья надавил на «прием» и притихшие, мокрые ели, услышали мягкий голос Гельмана.
– Сокол, отзовитесь, говорит Орел.
– Да, Орел, Сокол на связи.
– Гдевыгдевыгдыевы.
Илья встряхнул рацию.
– Орел, мы на подходе. Пока все в норме.
– Постарайтесь не шуметь, Сокол. Постарайтесь не шуметь.
– Ясно, Орел. Это все?
Марат отключился.
Яшин недовольно пробормотал:
– Вот ведь параноик. Зачем он трезвонил?
– Волнуется, – едва слышно сказала Ведута. – Ты же его знаешь.
Между тем лес начал редеть и, наконец, они вышли к оврагу, на дне которого разлеглась железная дорога.
Яшин высунулся из-за дерева, посмотрел вниз, повернулся к девушке.
– Привал, Ань.
Ведута повернулась спиной к напарнику, приглашая того помочь ей с рюкзаком.
Яшин вцепился в лямки, стянул с хрупких плеч девушки тяжеленный рюкзак. Ведута опустилась на корточки под деревом, тяжело дыша.
Илья снял свой рюкзак, достал из-за пазухи сигареты. Хотел было закурить, но спохватился.
– Еб твою мать, – улыбнулся щербато.- Нервы совсем расходились.
Спрятал сигареты.
– Ань.
– Да?
– Достань колбаски, жрать пиздец охота.
Ведута сморщилась от боли, пронзающей поясницу и плечи, потянулась к рюкзаку. Во внешнем кармане торчала палка сырокопченой краковской.
– Держи.
Яшин отломил кусок, жадно вцепился зубами в краковскую.
– А ты? – проговорил, неистово пережевывая.
Анна отрицательно качнула головой.
– Давай-давай, – настаивал Илья. – Нам нужны силенки для последнего броска.
Ведута нехотя взяла протянутый кусок.
Яшин отошел в сторону, помочился на толстый ствол ели. Взглянул на часы.
– Пора.
Они спускались вниз осторожно, поминутно оглядываясь.
Когда до железной дороги осталось метров двадцать, Яшин шепнул:
– Присядь, Ань.
И сам опустился на карачки, пополз, постанывая от ломящей боли во всем теле.
Достигнув железной дороги, Илья принялся разбрасывать в стороны гравий прямо под рельсом. Пальцы его окровянились, на мизинце сломался ноготь, но Яшин не замечал этого. Когда под рельсом образовалось довольно обширное углубление, остановился.
– Помоги.
– Что?
– Да рюкзак же, еб твою мать.
Анна вцепилась дрожащими руками в лямки на плечах Яшина.
Илья аккуратно уложил пакеты со взрывчаткой в углубление под рельсом, принялся устанавливать детонатор.
– Что вы тут делаете, блядь?
Яшин вскочил было, схватившись рукой за кобуру, но автоматная очередь прорезала его от груди до лба.
Аня закричала. Тело ее товарища упало на рельсы, заливая кровью только что заложенную взрывчатку.
Ведута не пыталась достать пистолет, широко распахнутыми глазами глядя, как подходили к ней двое в форме Имперской Гвардии. Здоровые гвардейцы, путинские ублюдки с сытыми широкими рожами.
– Что, сука, добегалась?
– Не стреляйте, – прошелестела Аня, представив вдруг, что она тоже лежит на земле, как Яшин, и таращится в небо стеклянными глазами. – Пожалуйста, не стреляйте.
Она зарыдала.
Гвардеец пнул труп Яшина, посмотрел в углубление под рельсом, присвистнул.
– Ни хуя себе. Взгляни-ка, Толян.
– Да нечего там смотреть. Ясно – берлогеры.
Толян вынул из кармана мобильник. Затренькал кнопками.
– Алло. Алексей Иванович, тут такое дело. На сто двадцатом двух задержали… То есть, тьфу. Девку задержали. С ней пацан был, так мы его успокоили. Да. Берлогеры. Взрывчатку закладывали. Что, Алексей Иванович? Так точно, Алексей Иванович.
– Ну, Толян?
– Иваныч говорит, пристрелить суку, – гвардеец сплюнул. – Надо же чего надумали, твари, военный состав долбануть.
Толян шагнул к Анне, замахнулся. Девушка вскрикнула.
– Ты хоть понимаешь, блядюга, что война идет. Твоя страна кровью обливается, а ты поезд собралась взорвать, сука.
– Да что с ней говорить, Толян. Завалить – да дело с концом.
– Погоди, Андрюх, я хочу хоть что-то до этой твари донести. Может, хоть перед смертью мозги прочистятся.
Толян снова повернулся к Ведуте, сжавшейся в комок, как намокший котенок. Она, дрожа, смотрела в раскрасневшееся от ярости лицо гвардейца.
– Война идет с нашими историческими врагами. Ты что, радио не слушаешь? Каждый поезд, везущий танки на фронт, приближает нашу победу. Наш Вождь…
– Путин – хуй, – вдруг отчетливо проговорила девушка.
Гвардеец словно бы получил пощечину.
– Что ты сказала?
– Путин хуй, – крикнула Аня и, закрыв глаза, заверещала, – Хуй, хуй, хуй, хуй!
– Да заткни ты ей пасть!
– Хуй-хуй-хуй-хуй, – зажмурившись, кричала девушка.
Выстрел.
«Я умерла», – подумала Аня, и тут же поняла, что мертвые не могут думать. Осторожно она разлепила веки.
Андрюха со снесенной напрочь макушкой, лежал рядом с мертвым Яшиным, над ними стоял Толян и удивленно смотрел на пистолет в своей руке.
– Что я наделал? – пробомотал он.
Посмотрел на Аню, повторил свой вопрос. Ведута испуганно затрясла головой.
– Н-не знаю.
Гвардеец сжал виски.
– О, черт, что же я наделал.
Мало-помалу самообладание вернулось к нему.
