– Вылезай.
Солдат не шелохнулся.
– Вылезай, говорю.
Он заплакал.
– Послушай, не убивай меня. Я никому не скажу.
«Конечно, не скажешь».
– Вылезай, я тебе ничего не сделаю.
Солдат выпрыгнул из кабины на дорогу, побежал к лесу. Беги-беги, заяц.
Си Унь неторопливо покинула машину и направилась следом, на ходу проверяя автомат.
Заяц спрятался за деревом. Девушка усмехнулась и дала короткую очередь. Посыпалась кора, с криком поднялась стая ворон.
– Ты обещала!
Она приблизилась. Солдат сидел у комля, вжавшись спиной в ствол дерева.
– Ты обещала. Сука узкогла…
Вторая автоматная очередь огласила лес. На гимнастерке солдата появилась пунктирная линия, через мгновение ставшая багровым пятном.
Си Унь вернулась к машине. Откинула тент, заглянула в кузов. Мясные мухи облепили лица Севко и Егорова.
Раздумчивая морщинка возникла на лбу Си Унь и сразу разгладилась.
Девушка влезла в кабину. Завела мотор. Сдала назад, развернула грузовик.
Через триста метров грунтовка пересекалась с просекой. Си Унь свернула. Грузовик запрыгал по колдобинам.
Когда девушка остановила машину, кругом был лес. Суровый русский лес. Надежный помощник для китаянки.
Бензин из канистры хлынул на лицо Севко, эскадрилья мясных мух взлетела, но несколько пилотов погибли. «Так вам, мушки», – ухмыльнулась Си Унь. Облив Севко, она принялась за Егорова. Запах бензина стал невыносим, голова закружилась. Девушка поспешила выпрыгнуть из кузова, вдохнула лесного воздуха.
«Что же я делаю-то? Дура китайская».
Она представила, как запылает грузовик, затем – лес. Как взметнется дымное пламя, понесутся сломя голову олени и лоси с дымящейся шерстью. В самом Владибурге почуют жар. Начнется суета, пришлют самолеты-амфибии. Суета… А ведь это именно то, что ей нужно.
Си Унь чиркнула зажигалкой.
До деревни Клюки девушка шла в сумерках, время от времени оглядываясь. Пока что ни огня, ни дыма над лесом заметно не было.
Си Унь сорвала и прикусила травинку.
Трещали цикады. Из-за горизонта, как детский мячик, выкатилась луна.
На отшибе, у водонапорной башни, притулился покосившийся дом, крытый новым железом. Перед домом огород – лук, картошка, помидоры. Крыжовниковые и смородиновые кусты.
Си Унь невольно улыбнулась: обустраивается.
Она прошла по тропинку к дому. Постучалась в обитую войлоком дверь.
Тишина.
Еще раз: тук-тук-тук.
– Кто? – мужской напряженный голос.
– Дэй Жикианг, открой. Это Си Унь.
Дверь распахнулась. Сильная рука ухватила девушку за ворот гимнастерки, втянула в пахнущую малиной темноту.
– Си Унь! Наконец-то. И, ради бога, называй меня Иваном: у стен есть уши.
– Хорошо, Иван.
Иван подошел к окну, плотно закрыл занавески. На минуту наступила полная темнота, затем под потолком вспыхнула лампочка. Си Унь огляделась. Хата, похожая на дом ее родителей, пока они не накопили на однокомнатную квартиру в Харбине… Печка, колченогий шкаф, стол. Пол из некрашеной доски. Грязные обои.
Желтое лицо Дэй Жикианга (Ивана) осунулось, в щелках глаз поселился страх. Одет в рубашку с закатанными рукавами, в шорты. Бос.
Си Унь вспомнила, как вместе с Дэй Жикиангом проходила обучение в Специальной Народной Дружине, как им досталась поощрительная путевка в Пекин и они ели мороженое на площади Тянь Ань Мэй, как трахались в одной из кабинок колеса обозрения в Парке Аттракционов.
– Как добралась? – кашлянув, спросил Иван.
Его скулы слегка порозовели, и Си Унь подумала: уж не вспомнил ли он ту кабинку?
– Превосходно.
– Хочешь есть?
Девушка поняла, что дико проголодалась.
– Да.
Иван кинулся к печке, загремел заслонкой.
– Ты садись, садись к столу, – бросил через плечо.
Си Унь опустилась на стул, вытянула ноги. Черт подери, как она устала.
Иван поставил перед ней котелок. Картошка в мундире. В голове девушки промелькнула картинка: ее мать ставит посреди стола миску с картошкой, отец потирает руки, радостно улыбается: «Картошечка», берет горячую картофелину и ест ее, не очищая.
– Вот соль и сало, – несколько смущенно сообщил Иван, положив перед девушкой кусок сала, нож и солонку. – Сейчас схожу за пореем.
– Отлично, – вполне искренне сказала Си Унь и набросилась на еду.
Ночью он забрался к ней в постель, принялся лизать сиськи, ковыряться в пизде, тереться об ее тело возбужденным членом.
– Иван, уйди, – жестко сказала Си Унь.
– Детка, ну чего ты?- прерывисто зашептал он, покусывая ей ухо. – Помнишь, как тогда, в Пекине, в кабинке аттракционов? Или в Общежитии СНД? Ну, помнишь? Я ждал тебя.
– Дэй Жикианг, уйди!
– Сука, – озлобленно бросил он, выбираясь из-под ватного одеяла.
Си Унь ухмыльнулась в темноте и отпустила рукоятку ножа, спрятанного под подушкой.
Убила бы она Ивана-Дэй Жикианга, если бы тот не отступился? Да, разумеется. Ей бы пришлось это сделать.
Ранним утром они вышли из дома. Иван надел пузырящиеся на коленях джинсы, застиранную футболку с изображением Вождя. В руках держал небольшую сумку. Си Унь осталась в форме ИА.
– Постой.
Иван вынул из кармана ключ, запер дверь.
– Пошли.
Они проследовали мимо росистых грядок к калитке, вышли на пыльную деревенскую дорогу. Си Унь с наслаждением вдохнула прохладного утреннего воздуха. Благодать! Почти, как дома.
Улица пустынна. Где-то закричал петух.
– Как тебе тут живется, Иван?
