Жаль, что сейчас темно, днем мы бы впервые смогли хорошо разглядеть одну из этих странных штук, а так видим лишь темный круг, закрывший звезды. По нему ползут переливающиеся блекло-зеленые огни, а потом в центре что-то сдвигается, и оттуда выстреливает тусклый столб света, накрывающий железное тело внизу. На миг ущелье занимается зеленым огнем, потом свет гаснет, и платформа взлетает.
– Видали? – шепчу я братьям. – Там некроз был, а теперь исчез! Выходит, платформы управляют некрозом? Или только пытаются… Короче, Стоян, мы теперь к этой штуке спуститься можем. Пошли!
Опираясь на его плечо, я поднимаюсь на колени, и тогда ущелье с древней машиной, братья Верзилы и склон Крыма исчезают. …Я стоял на коленях возле перевернутой койки, надо мной, обеими руками сжимая изогнутый электрод, навис Болеслав.
– Два сердца у тебя, мутант? Одного я тебя лишу, сможешь с другим жить?
Конец крюка впился в мою грудь. Зеленоватый свет, похожий на ползающие по днищу платформы огни, мигнул под рубахой. Меня качнуло назад, а крюк вместе с рукой Болеслава отбросило в другую сторону, и он выпустил электрод, бешено сверкая глазами. Машинка на горле задребезжала:
– Силовая броня? Это технология доминантой, откуда она у тебя?!
Кулаком 51 врезал ему в живот и вскочил. Скальпель с кинжалом валялись на полу рядом, но они были не нужны мне.
В коридоре послышались быстрые шаги. Болеслав заголосил что-то про мутанта, доминантов и броню, я схватил его за шиворот и толкнул что было сил. Влажный беззубый рот раскрылся, коробка на шее затрещала, замигала лампочка. Болеслав боком налетел на стол с прибором, перевернув его, упал. Из прибора посыпались искры.
– Стой! – донесся от двери голос Миры.
Не глядя туда, но видя краем глаза два силуэта в проеме, я схватил прибор с пола, обрывая провода, занес над дергающимся стариком. Машинка заголосила испуганно и злобно, а я с размаху опустил тяжелый короб на его грудь, вложив в удар весь свой страх и всю ненависть к этому человеку.
Черный металлический угол проломил ребра. На машинке вспыхнули разом все лампочки. Треснул динамик, судорожно сжались уходящие в шею трубки.
Старик дернулся и затих. От горла поднялась струйка дыма.
– Назад!
Мира с разбегу врезалась в меня плечом и отбросила от Болеслава. Зацепившись за перевернутую койку, я упал, заметил свой кинжал, схватил его и вскочил.
Вслед за сестрой, наставившей на меня автомат, в комнату вошел человек в светлом костюме, с золотыми кольцами на длинных тонких пальцах, далеко торчащих из просторных рукавов. Половина лица его была замотана бинтами, другая обожжена, и на ней, в окружении морщинистой розовой кожи, горел ярко- синим огнем неестественно выпученный глаз. Пучки серебристых волос росли между бледно-желтыми проплешинами на темени.
– Марк, он его убил!
Марк Сид шагнул к старику – движения были изящными и быстрыми, он будто скользил по полу, – присел на одно колено, просунув руку под затылок Болеслава, приподнял ему голову и заглянул в глаза.
– Ну что же, сестренка, ты, как всегда, права. Ну и мутант с ним, мутант с ним. – Голос Марка звучал ровно и спокойно, но с ним было что-то не так, будто слабые искорки безумия проскакивали в нем. – Старичок совсем выжил из ума, от него было мало пользы. Ты же видела, он даже выбросил свою коллекцию кишок.
Легко выпрямившись, Марк плавно повел рукой в сторону стены, на которой до сих пор остались следы от полок.
Я стоял перед Мирой, целящейся в меня из автомата, с кинжалом и скальпелем в руках, не спуская глаз со своего брата-близнеца.
– Алви, ты наконец все вспомнил? – Марк, скользнув к Мире, положил руку ей на плечо. Сестра улыбнулась, слегка повернув к нему голову.
– Почему на «Каботажнике» ты соврала мне, что я управитель Херсон-Града? – спросил я у Миры.
Она пожала плечами.
– Мне нужно было доставить тебя сюда, а так было легче управлять тобой.
– Сестренка у нас умная, Алви, – добавил Марк. – Можно я буду называть тебя так? Все звали тебя Альб, но мне больше нравится твое настоящее имя. Мира все сделала правильно. А вдруг ты вспомнил бы, где спрятана машина, и сказал ей?
– Но я не вспомнил.
– Тогда – нет, а теперь… Ведь вспомнил же? Марк Сид говорил спокойно и доброжелательно.
На левой, замотанной бинтом половине лица оставалась узкая щелка, где прятался глаз, он казался темным и узким, составляя контраст с правым – большим, круглым, выпученным.
Я тоже был спокоен. Два моих сердца тихо стучали под рубашкой, в голове прояснилось. Ощущение себя было упоительным – вспомнив прошлое, я стал полноценным человеком!
– Брось ножи, – сказала Мира. – Альб, слышишь? Брось их, или получишь очередь в грудь.
– В одно из твоих сердечек, а может, и в оба! – захихикал Марк, и снова искры безумия сверкнули в его голосе. Веко выпученного глаза дернулось.
Я сделал, как сказала Мира, повторяя про себя: «Алви Сид… Алви Сид…» Поставил койку на все четыре ножки и присел на нее. Алви Сид – да! Это было оно, мое настоящее имя!
– У нас мало времени, брат. – Губы Марка тоже были обожжены, сухая морщинистая кожа то натягивалась, то шла морщинами и уродливыми складками, когда он говорил. – Машины почти готовы, надо выезжать, а иначе гетманы не оставят от нашего тихого городка камня на камне. Не ответишь ли ты на некоторые мои вопросы?
Он вдруг хихикнул и прикрыл рот, будто извиняясь. Мира, опустив автомат, с беспокойством глянула на брата.
– Марк… – начала она.
– Нет-нет, ничего, ничего, пусть отвечает! Алви, скажи: что ты нашел под Крымом? На что это похоже? Мы знаем, это военная машина, но…
– Я буду отвечать на один ваш вопрос, а вы – на один мой, – предложил я.
– Альб, ты не в том положении, чтобы… – начала Мира, но Марк перебил ее, взмахнув рукой:
– Пусть, пусть спрашивает! Только о чем тебе спрашивать? Разве ты не вспомнил все в этой комнате? Ведь я так и рассчитывал, так и думал, что тебя потянет сюда, как только ты очутишься в Большом доме…
– Вспомнил, но хочу прояснить подробности. Чтобы все уложилось в голове. Как вы узнали про мою находку?
– Нет, ты первый, первый! – захихикал Марк. – Я задал вопрос первым, отвечай ты… А какой вопрос я задал? Мира, сестренка, какой…
Лицо его исказилось, он вскинул руки, прижал ладони к изуродованному лбу и застыл с приоткрытым ртом.
Теперь настал черед Миры взять его за плечо. На суровом лице сестры была жалость.
– Марк, успокойся, – попросила она. – Все хороню, слышишь? У нас все получится. Марк!
– Да, да… – забормотал он. – Но иногда оно ускользает… все… прошлое, настоящее, весь мир – проваливается куда-то, я вишу в пустоте, она темная и страшная, холодная… – Подкрашенные лаком перламутровые ногти на длинных пальцах все глубже впивались в бинты и обожженную кожу, продавливали ее. Мне показалось, что из-под указательного пальца засочилась желтоватая сукровица.
– Маска! – хрипло прошептал Марк. – Это ведь только маска! Он надел ее на меня. Мой Алви, жестокий брат, мой брат-мутант надел на мое красивое лицо ужасную маску, и тогда я тоже стал ужасным.
– Марк, прекрати!
Мира схватила его за руки, отвела их от лица, в верхней части которого остались глубокие отметины.
– Оно не заживет никогда, если ты каждый раз будешь раздирать…
– Оно и не должно заживать! – взвизгнул он. – Это маска! Я не хочу, чтобы она насовсем пристала к
