– Чиво-о ты?! В хребет ему… не дал, Альбинос, чи-во-о?
– Прекратить стрельбу! – Я толкнул его ладонью в грудь. – У них Орест!
– Какой Орест? – спросил низкорослый Крум. Он первым выпрыгнул на узкую полоску бетона между машиной и краем эстакады, потирая замотанный грязными бинтами бок. – То кто, Альбинос?
– Учитель мой! Они его убьют, если… Я же передал через Чака: нас двоих отбить надо, мы в контейнере!
– Не вышло бы у нас из контейнера, – возразил высокий тощий старик, чьи седые, блестящие от масла катрана волосы торчали жестоким высоким гребнем. – Как смогли – так и сделали.
Пятеро кочевников выбрались из машины – я знал всех, ведь это были мои следопыты, мой отряд, с которым я ходил по Донной пустыне. Вооруженный длинным ружьем и ножом Стоян – лучший боец в отряде; старик с гребнем – мой первый помощник Де-мир, у него кинжал и пружинный самострел, заряженный дротиками; маленький бородатый Крум с утыканной шипами дубинкой и ножом из плавника катрана, а еще… Я взглянул на бритого Жива и Тодора с его гривой темных волос, у которых были пороховые самострелы с тесаками, – то есть на среднего и младшего из братьев Верзил.
– Вы живы? А Мурдан? Но как вы…
Тодор вообще разговаривать не умел, а Живу на простой ответ потребовалось бы много времени, и вместо них ответил Демир:
– Мурдан вниз свалился с Крыма. А эти за камень схватились прямо под тем, с которого ты на дирижабль перелез. Там висели, пока вы не улетели, а потом и мы появились.
Внизу раздались выстрелы. Пули зацокали по бетону, ударили в машину, и мы присели за ней. Стоян, быстро выпрямившись, выстрелил и сразу спрятался.
Солнце село. «Каботажник» двигался от холма к эстакаде по широкой дуге, чтобы не попасть под пули омеговцев – оставив караван, они поднимались к нам, перебегая от укрытия к укрытию. На борту гондолы я заметил узкий выступ, которого там раньше не было.
– Выходит, это я Мурдана… Стоян, Жив, Тодор, простите меня, – произнес я. – Ничего не понимал тогда, думал, вы за мной гонитесь, чтобы убить. Чак рассказал, что я память потерял?
Демир кивнул, и гребень на его голове закачался. Стоян, сняв с ремня динамитную шашку, полез в карман меховых штанов.
– Подожди, – сказал я, когда он достал огниво.
– Чиво-о ждать?! – прорычал кочевник и щелкнул кремнем, пустив сноп искр на короткий шнур. – Много их, щас тут будут!
Он выпрямился, и я крикнул:
– Тогда на край бросай, чтоб припугнуть только!
Он швырнул взрывчатку и пригнулся. Хлопнули выстрелы, потом громыхнуло, и наступила тишина. Покосившись на приближающийся термоплан, я сказал:
– Так, все меня слушайте. Последний раз говорю: там Орест. Он – мой учитель. Мой… шанти.
Обращенные ко мне лица разом посерьезнели. Это кочевники поняли хорошо: шанти – опытный воин, который обучает вступающего во взрослую жизнь юнца всем премудростям охоты и войны. Шанти может быть отец, а может и другой мужчина. Молодой кочевник не должен бросать в беде своего шанти.
– Бона как… – протянул Крум и, задрав подбородок, почесал короткую жесткую бородку. – Тогда плохо.
– Да, он у них. Если я сбегу – его убьют. Недавно был ядовитый дождь, они набрали кислоту в бочонок и будут поливать ею Ореста.
– Не отбить нам было вас, пока вы в кузове сидели, – произнес Демир. Единственный из племени, не считая вождя, моей матери и меня, он умел говорить длинными связными фразами, потому что долгое время был кем-то вроде нашего торгового агента и часто посещал поселки крымчан.
Старик приподнялся, и тут же внизу хлопнуло. Пуля взбороздила гребень, Демир присел, выругавшись на диалектике кочевников, и провел ладонью по волосам.
– Не стрелять пока никому, – приказал я, пробрался мимо братьев Верзил и выглянул сбоку от машины.
Стало темнее. Омеговцы уже не перебегали, а переползали от укрытия к укрытию. На кабине вездехода возникла фигура в плаще с накинутым на голову капюшоном, подняла бинокль.
Узнав Марка, я махнул ему рукой. Он помахал в ответ, посмотрел себе под ноги и кивнул.
Рядом появился Влас. Присев на краю кабины, протянул вниз руки – и выволок наверх Ореста. Поставил старика и вдруг ударил его в живот, а после сделал подсечку. Учитель упал на колени, Влас схватил его за волосы, задрал голову Ореста и заорал:
– Мутант, я тебя убью! Я тебя лично убью, запомни это!
– Молчать!
Голос Миры раздался где-то неподалеку – значит, она тоже пряталась за одной из куч щебня, вывороченных бетонных плит или пластов асфальта.
– Альб! – крикнула она.
– Здесь! – Я оглянулся на термоплан.
Он приближался к эстакаде с той стороны, где мы прятались. Вдоль борта тянулась длинная труба с большим ребристым набалдашником. Задний конец изгибался углом и уходил в стенку автобуса.
– Что ты вытворяешь, Альб? Мы же договорились…
– Думаешь, я поверил тебе? Я бы привел вас к машине, а что потом?
Из-за бетонной глыбы далеко внизу выпрыгнул оме-говец, перекатился и бросился к куче щебенки. Слева от меня выпрямился и тут же присел Крум, грохнул пороховой самострел, омеговец упал.
Застучали ответные выстрелы, над нижней частью эстакады взвились дымовые облачка.
– Не стрелять, вам сказано! – прошипел я.
– Так они до нас доползут, – возразил Демир. – Скажи, пусть не двигаются.
– Мира, прикажи, чтобы твои люди оставались на месте, тогда мои не будут стрелять!
Она отдала приказ и потом прокричала:
– Что дальше, Альб?
– Опять мне баллон пробили! Опять!!! – донеслось сзади, и мы оглянулись.
«Каботажник» почти уткнулся передом автобуса в бетонные сколы. Высунувшийся из дверцы Чак с криком «Примите конец!» швырнул нам трос с петлей, Жив и Тодор подхватили ее и набросили на арматуру. Пропеллер отключился; едва заметно покачиваясь в порывах ветра, машина медленно разворачивалась. Трос натянулся, и арматура заскрипела. От емкости доносилось приглушенное шипение – газ выходил наружу.
– Что за сезон такой?! – разорялся Чак. Он снова был в шерстяной шапочке, которую натянул до самых бровей, под глазом его красовался здоровенный темно-синий фингал. – Тока взлетишь – тут же какая-то гнида тебе баллон дырявит! Я задолбался уже дыры латать! Сколько можно по нему стрелять?! Так, долго я тут не смогу висеть, на борт все давайте!
– Подожди! – Я снова повернулся к машине и приподнял голову над кузовом. – Мира!
– Ну? – крикнула она.
– Приведите Ореста! Я обменяю его на сведения о машине!
– И откуда нам знать, что ты не соврешь?
– Большаки, в гондолу! – снова позвал Чак. Его прервал звонкий голос Инки:
– Дядька! Ты, с волосами, который в вездеходе сидел! Тебя Дэу зовет, иди к нам!
Трос натянулся сильнее, арматура заскрипела, сгибаясь. Заднюю часть термоплана медленно разворачивало к эстакаде.
Я выпрямился, прошипев: «Не вздумайте стрелять!», вспрыгнул на кузов машины и снова позвал:
– Мира!
Она тоже выпрямилась – оказывается, сестра пряталась в проломе посреди эстакады – и залезла на груду щебня.
– Мира, у вас Орест, у меня сведения, – громко произнес я. – Обменяемся ими и разойдемся.
– Не держи нас за идиотов, Альб, – ответила она. – Мы не сможем отдать тебе поддельного Ореста, а себе оставить настоящего. А ты можешь сказать нам неправду, а сам будешь знать, где находится машина.
