— Здесь у них вроде центральной площади, — пояснил Чак. — А там улицы.
Улицами назывались идущие от цеха в разные стороны тусклые коридоры. Одни — пустые, в других под стенами сидели люди в лохмотьях. Мы прошли мимо входа в коридор, озаренный электрическим светом, который лился из раскрытых дверей вместе со звоном стаканов и женским смехом.
— Вот бы мне вас где спрятать. — Чак хмыкнул, потирая ручки в шерстяных перчатках без пальцев. — Лучший местный бордель. Наемник, ты б, думаю, заценил, да вот девушка наша не поймет.
Когда мы обошли темную дыру, накрытую решеткой, он добавил:
— От через такие дыры когда-то сюда мутанты и пролезли. Через дыры да через канализацию. Говорят, натуральная бойня тогда была.
Рокоча двигателем, из коридора впереди в цех въехал небольшой сендер. От борта к борту над головой водителя шла железная дуга, где ярко светились фары, еще три горели на бампере. Двое в сендере были одеты так же, как и те, с ружьями, наблюдавшие за жизнью ночной Балашихи сверху: брезентовые плащи и помятые строительные каски. Должно быть, когда-то здесь нашли склад рабочей одежды, и она стала частью униформы местной охраны.
Машина медленно покатила по цеху наперерез нам.
— Идем! — прошипел Чак. — Спокойненько, не дергаемся…
Я запахнул куртку, под которой за поясом была хауда. Сидящий рядом с водителем человек, привстав, оглядел нас, тронул напарника за плечо и показал в нашу сторону. Мы приближались к двум открытым дверям в конце цеха. Машина стала поворачивать.
— Некроз вам в печень! — прошептал Чак.
Впереди раздался шум. Какой-то человек, оглядываясь на сендер, метнулся за ряд стоящих под стеной станков, между которыми на натянутых веревках сушилось всякое тряпье. Напарник водителя выкрикнул что-то, тот крутанул руль, и машина рванулась за беглецом. Карлик приказал:
— Вперед, быстро, но не бегите!
В один из дверных проемов вошли попарно шесть человек, тащившие на шестах большой заостренный бур. От раскаленного железа шел жар — наверное, только что из печи. На шеях и запястьях носильщиков были браслеты, скрепленные цепями. Когда рабы скрылись из виду, Чак сунулся за ними, но сразу попятился обратно. В грудь его упирался ствол порохового самострела.
— Куда прешь? — спросил охранник.
Разговор получился недолгий — карлику указали на соседнюю дверь, и он повел нас туда.
— Что это там за мастерские, почему в тот коридор не пустили? — спросил я.
Чак махнул рукой:
— Не знаю, что за мастерские. Небось секретное что-то клепают, оружие или оборудование какое новое… Не наше дело, главное — дальше можем идти, и хорошо.
— А куда дальше? — спросила Юна. Ей, как и мне, не нравилось происходящее. — Куда ты нас ведешь?
— Не боись, девушка, не в ловушку. Я ж знаю, о чем вы оба думаете: а не сдал ли Чак нас топливным королям? Так от знайте, Чак не предатель, за такое дело в воровской общине Крыма быстро бы… Раз — и нету у тебя головы. Если Чак за дело взялся, то до конца его доводит, вот так.
Вскоре мы вышли в крытый переход между двумя цехами — протянувшийся метрах в десяти над землей темный коридор.
Карлик спросил у Юны:
— Ты где с монахом договорилась встретиться?
— Он называл это место Обзором. Я никогда не была здесь…
— Ну от, а я был. Обзор — так крышу трубы называют. Большая такая, широкая очень, на колоннах стоит. Сверху ее перекрыли такой вроде крышей с дыркой посередине, а еще выше навес сделали, и там, вверху, теперь вроде кабака. Место людное, открытое, вам там показываться нельзя. А под Обзором, ближе к основанию, помосты на балках. Их листами железа разгородили и теперь называют Торговыми складами. Внутри трубы по спирали такой спуск идет широкий, разбит перегородками. Между ними комнаты. Товар в складах можно оставлять, а самому на ночлег в комнатах устроиться. Кто, значит, для торговли в Балашиху приезжает либо же проездом в Москву — там и останавливается. Вот и вас я туда определю. Уже насчет комнаты договорился, ага.
— Но нам нечем заплатить, — возразила Юна.
Стекол в длинных окнах не было, по коридору гуляли сквозняки, покрывая рябью лужи у стен. Снаружи шумел дождь, в темноте светились огни других цехов-кварталов Балашихи.
— А сколько у вас денег? — спросил Чак, останавливаясь.
— У меня вообще нет, — ответил я.
Юна достала из кармана серебряную монету.
— Гриивна… — протянул карлик и сграбастал ее с ладони девушки. — А у тебя точно совсем ничего, южанин? Вечно с вами, большаками, проблемы… Ладно уж, я своими домажу, если что, ночь в одной комнате недорого стоит. — Он зашагал дальше.
— В двух комнатах, Чак, — поправила Юна.
— Не, девушка, на две точно денег не хватит. Это ж тебе не Арзамас какой провинциальный, а граница Большой Московии! Здесь все дороже.
— Но я…
— Та ладно, не переживай ты так за свою девушковую честь. Вам-то всего ничего там пробыть придется…
— Нам? — переспросил я.
Карлик нырнул в широкий проем, которым заканчивался коридор, и с расположенной дальше лестницы донесся его голос:
— Ну так вам же там сидеть, а мне снова в разведку идти.
Комнаты тянулись вдоль внутренней стены трубы, двери их выходили в общий коридор, который спиралью шел вокруг центрального колодца, пронзающего ее сверху донизу.
«Трубой», как вскоре стало ясно, карлик назвал бывшую градирню, то есть охлаждающую башню, основательно перестроенную. В нижней части таких башен всегда полно воды, но сейчас резервуар был пуст. Судя по всему, люди внутри обосновались давно.
Одна стена комнаты была кирпичной, три других — деревянные перегородки. В той, что отделяла помещение от спирального коридора, имелись дверь и окошко, затянутое пленкой.
Юна лежала на койке, накрыв ноги одеялом. Когда я сдвинул засов на двери, она повернула ко мне голову и спросила:
— Куда ты?
— Хочу осмотреться, — сказал я. — Не нравится сидеть на месте, когда непонятно, что вокруг происходит.
— Мне кажется, Чак не предатель.
— Ты слишком доверчива для дочки такой важной персоны.
Нахмурившись, она отвернулась:
— Это правда, тебе я поверила.
Положив хауду на сгиб локтя, я вышел из комнаты и встал у ограждения. За ним был центральный колодец, опоясанный коридором. Через равные промежутки горели масляные лампы на треногах, цепочка редких огней спиралью тянулась вниз и вверх. Одна такая лампа стояла неподалеку от меня.
К потолку шел ровный поток теплого воздуха, огромную трубу наполняли звуки. Эхо неразборчивых голосов, рокот, стук, далекий смех… Положив хауду на пол, я перегнулся через ограждение. Метрах в двадцати подо мной на другой стороне градирни коридор расширялся, там в центральный колодец выступала площадка, на которой стоял сендер. Рядом открытые стойла, в них лошади, дальше две повозки. Должно быть, на уровне земли есть ворота, через которые можно попасть в градирню и при необходимости заехать на помосты, где находятся склады.
