Мы не гуляем под руку, не общаемся, не здороваемся.
Он на меня смотрит. Просто смотрит. Сидит, повернувшись спиной к подоконнику, на котором бушуют тропики из гераней, фиалок и алоэ. Он сидит в этих геранях и смотрит на меня. А когда светит солнце, Потап исчезает. Остается только черный силуэт - без лица. Печальный демон, дух изгнанья. Я вспоминаю, чем закончила Тамара и отворачиваюсь от него.
Все было просто. Звонок в дверь, и милые синюшные лица. Они гуляли и замерзли. Они замерзли и зашли погреться. Они знают, что мама на работе, а кот Макс сбежит на шкаф. Никаких переменных - мне всегда легко давались уравнения. Одного я не могла понять: почему меня затрясло при виде Потапа?
Когда в нашем доме появляются гости, я становлюсь первобытной: мне нужно немедленно усадить всех у костра и накормить ляжкой бизона. Ну, или чаем с баранками. Чай будет истекать паром, баранки захрустят в ушах канонадой, а я - вся такая хозяйственная – сложу ручки на фартучке и стану краснеть от комплиментов.
В этот раз бизона не было, а чашек не хватило. Поэтому одни пили, другие хрустели. А Потап водил для себя экскурсию по квартире.
Вечер обещал быть томным и как-то плавно скатился к игре в «кис-брысь-мяу». Кто-то целовался при всех, не дожевав баранку, кто-то целомудренно убирался в спальню. Кот Макс из-за прошедшей некогда операции участия в вакханалии не принимал. Сидел на шкафу и скалился, как на приеме у стоматолога. А я продолжала быть гостеприимной хозяйкой и курсировала в этом бедламе с никому не нужным чайником.
Ровно до тех пор, пока спиной к играющим не повернулся Потап.
Кажется, сначала у меня задрожал чайник, тоненько, противно, и Потап рявкнул: «Усадите ее уже!» Наташка плюхнула меня на диван, и тогда у меня задрожала коленка. Сама по себе - я даже не сразу поняла, что она моя. Обхватила ее покрепче, чтобы чувствовать себя единым целым и пропустила громкое «мяу». Палец ведущего недвусмысленно упирался мне в нос, но я на всякий случай оглянулась на тех, кто рядом. Они сразу отодвинулись. Тогда я посмотрела на Потапа: в своем ли вы уме, батенька? А он взял меня за руку и утащил в прихожую.
Пока Потап тянул меня за собой и усаживал на мягкие куртки, я чувствовала себя Муму с кирпичом на шее. Вроде все кончено, а надежда еще теплится. Но когда он спросил:
- Ты хоть целовалась когда-нибудь? -
я сглотнула комок и смерила его взглядом усталой и опытной женщины. Мне только абсента в бокале не хватало для завершения образа.
- Ну…
От курток пахло холодом, мурашки на руках играли в чехарду. Потап улыбнулся и чмокнул меня куда- то в нос, скорее всего, перепутав его с губами.
Мы стояли на школьном крыльце и дышали весной. Она-таки вспомнила про наш городок, и, как гопник из подворотни, в одну ночь стянула с жителей шубы и шапки.
Галдеж стоял невообразимый. Галдели все: грачи, первоклашки, их родители. Даже учителя выходили на улицу и начинали галдеть, поддавшись всеобщему ликованию. Я стояла молча, но нетрудно было догадаться, что я тоже галдею.
Потап образовался рядом совершенно незаметно и очень естественно. Как весенний туман. Снял с меня тяжелую сумку и сообщил:
- Я тебя провожу.
Это не было вопросом. Он просто поставил меня перед фактом.
- Потап, ты рехнулся?
- Меня, кстати, Максом зовут.
Он зацепил меня под локоток и повел через школьный двор. Всеобщий галдеж тут же сменился молчанием: первоклашки продолжали кидаться портфелями, но без слов, как в балете, - а я, точно Мария Антуанетта из немого кино, шествовала на эшафот с гордо поднятой головой. Будь в этот день рядом монархически настроенные французы, они прослезились бы от гордости за свою королеву. А так только Наташка показала мне большой вытянутый палец. Я тут же рванула к ней: погуляли и хватит, но предусмотрительный Потап только сильнее сжал мой локоть.
- Что ж ты дикая такая…
Слышать это было обидно, и я мстительно заявила:
- У меня кота зовут Максом.
Новоявленный Макс пожал плечами.
- Знаю. И что?
Я тоже пожала плечами. Действительно, ничего. Что я, замуж за него собралась, что боюсь их свести под одной крышей? Он - Макс тут, мой Макс там. Неприкосновенность территории гарантирована.
В подъезде было темно хоть глаз выколи - только со второго этажа сочилась тонкая струйка света. По праву хозяйки я поднималась первой и думала, что, будь на моем месте длинноногая анорексичка, Потап уже перегнул бы ее через перила, рискуя повредить позвоночник, и целовал бы зону декольте. Я так реально себе это представила, что даже приостановилась в ожидании потаповской чеширской головы. Голова приплыла, озадаченно кивнула, и стало ясно, что моему позвоночнику ничего не грозит.
Открыв дверь, я отпихнула кота Макса, желавшего узнать о событиях в мире, и развела руками:
- Ну, проходи, коль пришел.
- Привет, Макс.
Повесив куртку, Потап присел на корточки. Кот Макс подошел к нему, осторожно обнюхал кеды и штаны, вопросительно задрал голову. Тогда Потап подхватил его под живот и стал чесать за ушами. И мордочку. И брюшко. И наш с мамой любимец, гроза колготок и пылесоса, зажмурился, заурчал и забыл про всякую осторожность.
Я взревновала. Мой кот. Мой и больше ничей. Я растила его с малолетства, а тут приходят всякие и хватают его под живот. Теперь, когда кот Макс развалится на моих коленях, уже никто не сможет сказать точно, о чем он мурлычет: «какая ты классная» или «какой прикольный у тебя одноклассник».
У меня оставался последний шанс. Кот Макс подозрителен. Он верит, что мы прячем от него самое вкусное, чтобы съесть самим. Я пошла на кухню и не глядя накидала в кошачью миску какой-то рыбы из сковородки.
Никакой реакции. Ни легкого топотка по паркету, ни заинтересованного: «Мя?!» Персиковый предатель предпочел старой дружбе залетного казачка.
Я взяла миску и вышла в комнату.
- Макс, кс-кс.
Макс посмотрел на меня. И Макс посмотрел на меня. Два Макса смотрели на меня одинаково удивленными глазами. Только в одних читалось: «Ни фига себе», а в других «Да пошла ты со своей килькой».
Мы стояли у моего подъезда, и между нами все время проходили какие-то бабки. Их было много, но мне казалось, что это одна и та же бабка, которая заблудилась, и теперь бродит туда-сюда, стесняясь уточнить адрес.
Потап то появлялся, то пропадал за чередой бабок, а я грызла ногти. Не от страха. По привычке.
- Почему ты постоянно на уроки опаздываешь?
- Почему постоянно? Понедельник, среда, пятница. Я сторожем работаю. В детском саду.
- Значит, про группу все врут?
- Не врут. Хочешь, приходи к нам завтра на репетицию.
20 марта.