Доктор осторожно протянул ладонь вперед. Когда его пальцы легли на стекло, желе напряглось, как разъяренный паук, и яростно бросилось на тонкую стенку с такой силой, что сдвинуло крышку.
— Оно видит тебя, — заключил Лорин. — Если это не связано с чем-то иным. Может быть, оно использует коротковолновое излучение для локации предметов, как летучая мышь… — Нельсон не стал продолжать и возбужденно посмотрел на помощника. Затем он поднял длинный осколок стекла и несколько раз коснулся колбы. Желе оставалось неподвижным.
— Есть разница, — констатировал Лорин. — Оно соображает, по крайней мере настолько, чтобы отличить съедобное от несъедобного. — У него мелькнула какая-то мысль. — Ну-ка попробуем.
Он быстро вернулся с лабораторной крысой и аккуратно посадил ее на крышку колбы. Крыса вытягивала мордочку и нюхала воздух, но желе не реагировало. Только когда он протянул руку, чтобы взять животное, оно опять бросилось на стекло, и на этот раз удар был еще сильнее. Оно становилось все более голодным. Красное мясо в колбе превратилось в прозрачную жидкость.
— Оно, к тому же, отличает человека от животных, — заключил Лорин.
Нельсон погрузился в размышления.
— Когда мы получим результаты опытов из Овертона? — резко спросил он. — Необходимо узнать подробно, что это за излучение. Мне кажется, в этом кроется разгадка природы прожорливых клеток.
По сведениям Лорина, результаты вот-вот должны были привезти.
— Ты ведь собирался пока поместить колбу в камеру, — сказал он.
Усиливающаяся дробь счетчика Гейгера, казалось, предупреждала их об опасности. Нельсон плотно прижал крышку и поднял колбу. Желе металось, теперь напоминая пургу, где снежная крупа была красного цвета.
— Может, лучше накормить его сначала? — попытался улыбнуться Лорин. — Как бы оно с голода не съело кого-нибудь из нас.
— Пожалуй, — неохотно согласился Нельсон. — Скорее бы оно оформилось в какую-нибудь структуру, чтобы мы наконец поняли, с чем имеем дело.
— Уже ясно, что это будет людоед, — сказал Лорин, быстро отдергивая пальцы от встрепенувшихся клеток, протянувшихся за куском мяса, который он бросил в блюдце. — Ну-ка, брысь на место, — сказал он нервно, снова закрывая стекло.
Ученые увидели, как красная масса набросилась на мясо, жадно облизывая его со всех сторон.
— Агрессия в чистейшем виде, — заключил Нельсон, на глазах которого мясо быстро превращалось в прозрачную слизь. — Исключительная жажда жизни. Подобное могло бы потрясти дарвинистов, привыкших наблюдать более цивилизованные формы борьбы за существование, но это квинтэссенция жизни, а не музыка Бетховена, не американская Конституция и не раса небожителей. Человечеству нечего мечтать о красоте, цивилизации и мире, если оно встретится с таким проглотом.
Доктор показал на колбу. В пылу рассуждений он не заметил, как близко поднес к ней руку. Желе бросилось к нему, ударившись о стекло.
— Посмотри, Дик, — сказал он с отвращением. — Вот так мы и живем, погруженные в ежедневные заботы и не представляя грядущей опасности. А в один прекрасный день это первобытное болото сожрет нас. Вот что привезли Стив и его товарищи с Марса. Это абсолютно враждебно человечеству, и, если мы дадим ему хоть крошечный шанс, оно разрушит нашу цивилизацию.
Он с силой ударил по столу.
— Мы боремся с монстром, и у нас меньше пяти часов, чтобы убедить вояк из Хьюстона в опасности новой экспедиции.
Он убрал колбы в герметичную камеру, висящую на стене, и барабанная дробь счетчика поутихла.
— Свяжись еще раз с Овертоном, — попросил он Лорина. — Скажи, чтобы они поторопились. Нам не нужен детальный анализ, достаточно общего вывода. — Нельсон резко повернулся к двери, — Я дам им последнюю возможность выслушать меня и предотвратить конец света. Иначе они будут иметь дело с чудовищем.
Глава 10
Оранжевые всполохи проносились в ночном небе, усеянном звездами. Тяжелые клубы облаков поднимались из гигантских отверстий труб к мрачной луне. Наступила самая глухая часть ночи, когда Земля внимала черным холодным глубинам космоса и трепетала от их прикосновений, томясь в ожидании солнечного дня. В это время Земля вспоминала древние глухие эпохи, когда все живое умело охотилось, добывая себе пищу и пожирая друг друга.
Искусственные облака плыли над заводом, светясь натриевым светом в оранжевом тумане, прорезая темноту и превращая ее в мир разноцветного фейерверка. Они выхватывали из мглы притихшие стрелы подъемных кранов, все в клубах дыма. Завод выглядел как огромный неуемный корабль, плывущий в неизвестность по черному океану ночи.
Тишину прорезал чей-то рев. Откуда-то возник нарастающий с каждой секундой грохот, пара огромных белых глаз смотрела сквозь тьму, тело покачивалось и извивалось, расшвыривая снег по чернеющей земле, Поезд летел сквозь оранжевый туман и отбивал дробь, как пулеметные очереди. Он пронесся сквозь парк и с торжествующим ревом исчез в темноте. Наступившая после этого тишина уже не казалась такой безмятежной, как раньше.
Прижавшись к влажной земле, зверь тихонько скулил. Он медленно поднял глаза к небу, и ему снова стало страшно.
Он чувствовал сзади себя близкую добычу. Неподалеку горели прожектора и были слышны мужские голоса, отдающие команды. Он знал, что стал теперь хищником. Сын Каина. Отверженный.
Но душу Стива леденил жугкий страх. Оранжевая мгла поднялась ему навстречу, и сердце его опять сжалось в комок. Зверь бросился в туман — теперь это был его верный спутник, его сообщник. Человеческая суть исчезла, растворилась в растерзанной плоти и крови убиенных им. Прерывистое рыдание потрясло его, и он пролил горячие слезы по своей утерянной душе, по драгоценной звезде, которая покинула его, оставив ему злобную хищную пыль горячей пустыни.
Зверь поднял культи рук к слепнувшим глазам, и слезы с новой силой хлынули из провалившихся глазниц. Он уже не мог дотронуться до мягких ласковых цветов, ему оставалось лишь смиренно любоваться ими. Но хищницы внутри него не были расположены к таким думам, они скреблись и царапались, зовя его на запах теплой плоти, в жажде совсем других наслаждений. Он заплакал, как Колумб, вдруг увидевший в безбрежном океане миллионы солнц и потерявший ориентиры, Стив был ослеплен жаждой крови и разрушительной силой непрошеных гостей и деградировал со страшной скоростью. Он плакал о любви, которая когда-то жила в его сердце и превратилась в голодную страсть.
Он протяжно завыл, неотрывно глядя в небо, где в него впервые вселилось адское семя.
Кое-кто слышал этот крик и поджидал его.
В канаве на обочине дороги двое бродяг развели огонь. Пламя дрожало, и красные отсветы плясали на распухших небритых лицах. Три пустые бутылки из-под спирта валялись рядом, четвертую один из бродяг держал в дрожащей руке, тараща невидящие глаза на отблески огня. Второй делал слабые попытки приготовить какую-нибудь закуску. На костре неустойчиво громоздилась закопченная кастрюля, языки пламени неохотно облизывали ее. В ночном воздухе расплывался горячий аромат бобов с сосисками, соус переливался через край.
Тот, кто следил за пищей, упал на колени и потянулся к неясной фигуре в сумерках, приглашая незнакомца разделить их компанию. Фигура не пошевелилась, и бродяга с трудом сел.
— Как хотите, — пробормотал он, еле ворочая языком. — А мы чертовски рады гостям.
Он потянулся за бутылкой к своему компаньону, но тот даже бровью не повел. Громко икая, бродяга встал на четвереньки и снова попытался дотянуться до вожделенного сосуда, но попал на горячие угли и, хрипло ругаясь от боли, откатился обратно. Лежа на земле, он потирал ноги и мрачно смотрел на небо.
