«Под этим небом черной неизбежности…»

Где, как величественный эпос,
Петровский стынет Парадиз.

Тогда ямбические строфы
Со взморья ветры шепчут мне,
В садах беспечных Петергофа
И в царскосельской тишине.

И неразрывны с прошлым узы,
Когда, остановя полет,
Глядят классические Музы
В летейскую прозрачность вод.

1916

«Рейд безлюдный. Пески Сестрорецка…»

Рейд безлюдный. Пески Сестрорецка.
Облака призакрыли зарю.
В облик твой беспечальный и детский,
Как впервые, сегодня смотрю.

От воды почернелые доски
Из купален ведут на песок.
Воротник твоей белой матроски
Тихо треплет морской ветерок.

Загорелые ноги ласкает
И щекочет украдкой вода.
Мы с тобою запомним, я знаю,
Золотой Сестрорецк навсегда.

На заливе, за отмелью, лодка,
Однотонны мотора толчки.
На воде зажигаются четко
Пристаней и плотов огоньки.

Здесь на пляже, за день разогретом,
Звездной ночью, и шелках тишины,
Нам с тобою внимать до рассвета
Равнодушным шуршаньям волны.

1917

«Всё понятно — и серые зданья…»

Всё понятно — и серые зданья,
И декабрьский хрустящий снег,
И захватывающий дыханье
Финских санок неверный бег,

И уверенность в том, что жребий
Наш заплелся в тугом узле
Не на чуждом холодном небе,
А на близкой, верной земле.

1917

«Слишком много яркого света…»

Слишком много яркого света,
Слишком кровь бьется в виске.
Улыбаются в окна лету
Амуры на потолке.

Весела сегодня столица
В темной зелени на ветру.
Только сердце будет томиться
Вечерами и поутру.

Оттого что и ты оставишь
Эти стриженые сады.
Только ряд пожелтевших клавиш
Сохранит пальцев следы.