«Под этим небом черной неизбежности…»

Уйти, уйти. Последний страшный путь!

С усильем выпрямившись во весь рост,
Он слышит революции норд-ост,

Что, смешиваясь с зовом прошлых лет,
Творит из музыки невыносимый бред.

И полумертвый, скорбный человек
Идет, идет сквозь петербургский снег,

Вдоль опозоренных дворцов и колоннад,
Чтоб не вернуться в этот мир назад.

1922–1942

«Осень. Петербург. Музыка…»

Осень. Петербург. Музыка.
Вечереющая Нева. Строфы Блока.
Гордый профиль Ахматовой.

Последнее головокруженье.
Легкий золотой локон.
Последняя мелодия Грига.

Скудное золото Летнего Сада.
На вокзале несколько слов
И тяжелая, осенняя роза.

1921

«Это розы плакучей…»

Так мне хочется, чтобы
Появиться могли —
Голубые сугробы
С Петербургом вдали.

Анна Ахматова

Это розы плакучей
Голубая слеза.
Это — небо и тучи,
За Невою гроза.

Уходили солдаты,
Грохотал барабан.
Парадизом крылатый
Прогудел ураган.

Но при чем же тут роза
И слезливая грусть?
Лучше это бы прозой…
Не поймут? Ну и пусть.

Только русской землею
Поклянись и молчи.
Присягать — к аналою.
Там в подвал палачи.

Там не розы. Колючий
Адский чертополох.
Может, это и лучше,
Что на оба оглох.

Маршируют солдаты
В петербургскую ночь.
Петушиный трикраты
Клич. И призраки прочь.

От мужичьей запевки
Слезы градом текли.