Постановление органов местной власти от 1872 года требовало прекращать все шумные развлечения за час до полуночи. Но сегодня ярмарка и не думала закрываться. Наверное, по трем причинам: небывалое обилие посетителей, алчность обслуги и загадочное отсутствие полицейских.
— Теряем время, — угрюмо произнесла Лиз. — В такой толчее нам ее вовек не отыскать. Может, ее вообще здесь нет. Она могла пойти куда угодно, хотя бы на пляж.
— Она здесь, — возразил Рой. — Я знаю.
— Откуда? Ведь твоей индейской… подруги и след простыл. Ни в шатре ее нет, ни в фургоне.
— Посмотрим в балаганчике.
— О, нет! — Лиз замедлила шаги, вспомнив отвратительное кровавое действо. — Там ее тоже нет, голову даю на отсечение.
— Твоя интуиция — это не довод. Надо проверить. И вот — переполненный зрительный зал. Все скамьи и стулья были заняты, многие зрители стояли. Рой и Лиз протиснулись к задним рядам, тщетно вглядываясь в лица. Возможно, она все-таки здесь, ведь освещена только сцена, все остальное — во мраке.
Панч снова в ударе, с его широких неподвижных уст слетают хриплые возгласы — их можно расценить только как брань. Остальные артисты пятятся от него. Сегодня он злее, чем в прошлый раз, удары сыплются градом.
— Ах! — Лиз отворачивается. — Рой, неужели мы должны на это смотреть?
— Потерпи, скоро конец. Панч побеждает. Когда все двинутся к выходу, мы узнаем, здесь ли Ровена.
Джуди и Полицейский в углу. Панч играет с ними в кошки-мышки, накапливает ярость для последней вспышки. Внезапно его болтовня тонет в реве, сотрясающем ржавую стену, что отделяет театр от зверинца. Рев оглушает зрителей, как удар дубины. Ему вторят туземный барабан и труба: звери джунглей, исполненные ненавистью к человеку, вносят в спектакль, свою лепту.
Панч застывает с приподнятой дубиной. Он тоже услышал! И испугался!
— Это всего лишь звери, — прокричал Рой в ухо жене. — Им сегодня не уснуть.
Затем наступает тишина, как будто все звуки ярмарки записаны на пластинку. Пластинка доиграла, сейчас диск-жокей неторопливо поставит другую. Секунды, минуты, века… Клаустрофобия — как будто некая злая сила накинула на ярмарку Джекоба Шэфера черный покров.
Музыка. Очередная пластинка настолько заезжена, что слова едва различимы.
Панч оживает, бросается вперед, бьет наотмашь. Тошнотворный треск кости. Джуди падает замертво. Крики ужаса в зале, на переднем ряду истошно водит ребенок.
В голове Джуди — широкая брешь, белый чепец, вдавленный в череп, быстро краснеет и вскоре промокает до нитки. Это кровь! Ее невозможно подделать так правдоподобно!
Панч заходится безумным хохотом, повергая на колени куклу в синем. Измятый шлем катится по сцене, публика видит лысую макушку с багровой ссадиной. Стремительно, как селевый поток, кровь стекает по перекошенному болью лицу, заливает его до неузнаваемости. Последний жест отчаяния, и Полицейский падает навзничь. Синий цвет его мундира уступает место багровому.
Остается только спеленатая кроха, сучащая ручонками и ножонками. Остервеневший психопат хохочет, пиная ее огромными башмаками под возмущенные вопли зрителей.
Панч оставляет ребенка в покое и поворачивается к залу: олицетворение ярости. Его деревянные черты оживают, со сцены изливается поток визгливого, злобного лопотанья. И вновь оно обрывается, стоит лишь Рему, Джорджу и Атилле подать голоса.
Панч отворачивается и лупит ребенка, кровь пятнает тесную сцену и декорации. Кто-то швыряет пустую пивную банку, рикошетом от размалеванной стены она попадает в Панча. Бам-м…
Снова архизлодей кукольных шоу резко оборачивается, безумным взглядом отыскивает наглеца, посмевшего влезть не в свое дело, тычет в его сторону дубиной. Но шквал маниакальной брани не слышен за звериным ревом. Кажется, кукла вот-вот бросится на людей.
Полосатые занавески сдвигаются рывками, вспучиваясь под натиском разъяренного Панча. Последний раз мелькает его ужасное лицо: губы кривятся, глаза сузились, ноздри раздуты.
Рой прижимает к себе Лиз, ему передается дрожь жены. Люди ломятся к выходу, опрокидывая стулья и скамейки, крича, запуская в сцену всем, что подвернется под руку. Мимо Кэтлинов, спотыкаясь от страха, протискиваются дети; Рой всматривается, но дочери среди них не видит. Наконец они с Лиз остаются вдвоем в разгромленном зале, посреди скамеек, стульев и луж с плавающими в них целлулоидными пакетиками из-под сластей.
— Ну что же, здесь ее не было, — пробормотал он.
— Смотри. — Лиз кивнула на освещенный квадрат занавеса. Рой повернулся и почувствовал головокружение: из-под занавесок текли по сцене струйки жидкости цвета вина. С края передней доски срывались крупные капли.
— Есть только один способ узнать наверняка. — Рой высвободил руку из сведенных судорогой пальцев.
— Нет, Рой! Не надо!
Но он прошел на негнущихся ногах шесть или семь ярдов и остановился перед сценой. Протянул дрожащую руку, обмакнул подушечки пальцев в теплую пахучую жидкость. Преодолевая тошноту, медленно поднес их ко рту и лизнул. Солоноватая, с привкусом железа. Это кровь, и ничто иное!
Бледный как полотно. Рой повернулся и побрел к жене, шатаясь и зная, что в щель между занавесками за ним следит тварь с неутолимой ненавистью в глазах.
— Я схожу с ума. — Лиз ударила кулаком о кулак. — Больше не могу! Слышишь? Не могу!
Рой беспомощно посмотрел на нее. Что теперь делать? Продолжать поиски или вернуться в управление полиции?
— Поищем еще минут двадцать. — Он силился говорить бодрым тоном. — Потом вернемся в 'Бьюмонт'. Может, она уже там и спит.
— А если нет?
Рой промолчал — об этом даже подумать было страшно.
— Ты способна их ощущать? — прошептала Джейн в конце аркады аттракционов.
Ровена запрокинула голову, но в тени, где они прятались, девочка не чувствовала ничего подозрительного.
— Зло собирается над нами, как грозовая туча, — произнесла шайеннка. — Ярмарку должны были закрыть еще час назад, но Шэфер совсем спятил от жадности. Ровена, я боюсь, ночь наступила, и Окипе незачем больше ждать. А здесь сотни ни в чем не повинных людей.
Звери в клетках не умолкали ни на секунду, жуткая какофония джунглей заглушала даже музыку.
— Звери чувствуют беду, — пробормотала гадалка. — Они обезумели от страха. Нам нельзя медлить. Пойдем.
Ровена зашагала к зверинцу рука об руку с подругой. Посетители толпились в очередях к каруселям и другим аттракционам, им не терпелось распрощаться с деньгами, припасенными к отпуску. Девочка и молодая индианка старались держаться в стороне от ярких огней, теней и отражений.
— Первым делом, — прошептала Джейн, — надо забрать Панча. К остальным мы не сможем притронуться, пока не опустеет ярмарка. Крепись, Ровена, и дай мне силу.
Балаганчик тонул во мраке, только занавески были освещены, и за ними что-то двигалось. Джейн отшатнулась, вцепившись в Ровену. Откуда здесь свет? Что-то не так!
Полосатая ткань вспучилась, на ней появился человеческий профиль: непропорционально длинная голова, островерхий колпак. И — поднятая дубина. Бац!
— Эта тварь взбесилась от крови. Но мы должны ее забрать. Они бросились вперед, Джейн распахнула занавески, разрывая гнилую материю. И остановилась, задушив в себе крик.
— Мудрейший, защити нас! Панч уже начал! Сцена походила на скотобойню в миниатюре: изувеченные тела не казались деревянными — на раскрашенных лицах застыла мука, кровь обрызгала стены и растеклась по полу. Панч, весь заляпанный алым, исступленно молотил дубиной по мертвецам.
