Переломились брови криво —На карту всё, — мое не тронь? —И, как всегда неторопливо:Прямой наводкою… Огонь!Октябрь 1923
Паровоз
Из темноты глаза огромной кошки —Твоих два глаза, паровоз.Такой же, как и ты, тот враг сторожкийВсю радость у меня увез.Умчался в непогоду, в тьму,Сверля огнями вечер мглистый.И мне тупое слово «муж»Впервые стало ненавистным.Вы зябко кутались в углу,Смотрели в глубь себя во мглу,И по вагонному стеклуЧертили думы тот же круг.Так трудно думалось о двух…Когда недолгую мою зарюЗавесит времени седая грива,Свой скорый буду ждать и Вас не укорю.Как и тогда, я усмехнусь лишь кривоПодмигивающему фонарю.Ноябрь 1923
«Он никогда не будет позабыт…»
Он никогда не будет позабыт,Гул оглушительных копыт.Взбесившихся коней степные табуныКуда-то пронеслись неукротимо злыИ оборвались со скалы…Душа — убогий ветеран, на шраме — шрам,Ждет оправданья тем годамНеслыханного головокруженья —Освобождающего нет креста.И простота вокруг и пустота.Декабрь 1923
Эпиграмма
По левому берегу скучной толпойИдем мы, рыдаем и стонем.Россия лишь в «Воле России» одной,Ее редактирует Слоним.<1923>
Музыка
М. Цветаевой
Когда на симфоническом концертеВдруг —Паузами сердца стук,И по спирали, в высотуК последнему, еще — и к смертиСрывается ракетою душа,Когда в ушахТяжелая, из бархата, струяВиолончелей плещет,А захолонувшая, легкая мояНа страшной вышине трепещет,Когда оркестр дышит грузно, не спеша,Как талая земля вздыхает ночью, —Боюсь: мгновенная всё перережет медь,И потолок — на клочья,И будет некуда душе лететь.Я так боюсь, что вспыхнет слишком яркоСвет, ослепляющий до дна,
