Владивостоке и со штаб-квартирой компании в Сиэтле. В промежутках между сеансами связи станция была настроена только на прием сигналов SOS, эту частоту держали свободной все суда.
Был в рубке и коротковолновый приемник, принимавший передачи Московского радио и Би-би-си.
– Я вам еще кое-что покажу. – Из-под стола Николай вытащил приемничек размером с тонкую книгу. – Высокочастотная связь. Очень небольшого радиуса, ей пользуются катера, когда не хотят, чтобы мы слышали их переговоры. Но ведь в таком случае у нас появляются все причины знать, о чем они там болтают.
Он покрутил ручки настройки, и Аркадий услышал голос норвежца Торвальда, капитана «Веселой Джейн»: «…долбаные русские обшарили всю долбаную Банку Джорджа и теперь шарят вдоль всего долбаного африканского побережья, так что скоро нигде никакой долбаной рыбы не останется. Хоть здесь мы урвем чуток этих долбаных деньжат…»
Аркадий выключил приемник.
– Расскажи мне еще про Зину.
– И вовсе она не блондинка. Какая-то исступленная.
– Не про секс. Меня интересует, о чем вы говорили.
– Про кассеты, я же уже сказал.
У Николая был вид сбитого с толку студента, который всеми силами хочет ответить на вопрос экзаменатора, но никак не может понять, что от него требуют.
– О погоде?
– Для нее везде, кроме Грузии, было холодно.
– А что о Грузии?
– Она говорила, что грузинские мужчины готовы трахнуть все, что шевелится.
– Работа?
– В отношении труда она придерживалась самых антисоветских взглядов.
– Развлечения?
– Главным образом танцы.
– Мужчины?
– Она видела в них только источник денег. – Николай рассмеялся. – Не знаю, почему я так говорю, у меня она их никогда не просила. Но иногда она так смотрела на тебя, как будто ты для нее самый красивый и самый желанный, это очень возбуждает, а через мгновение в глазах ее пустота, как если бы ты не смог оправдать ее ожиданий. Это странно, но у меня такое чувство, что, когда Зина ложилась с мужчиной в постель, она вовсе не думала о деньгах. Я спрашивал, например, ее: «Почему ты так холодно смотришь на меня?», и она отвечала: «Я представляю тебя не славным морячком, а „афганцем“, солдатом, посланным воевать против Аллаха и бешеных душманов, и что вот тебя привезли домой в цинковом гробу, и мне становится тебя жаль». Такие жуткие вещи в то самое время, как мы лежим и трахаемся.
– Она что-нибудь рассказывала о ружьях в квартире?
– Нет. Мне казалось, что я буду выглядеть молокососом в ее глазах, если спрошу о них. Но она говорила, что ее друг, кто бы он ни был, всегда спал с пистолетом под подушкой. Я еще тогда подумал: «Это настоящий сибиряк».
– А тебя она о чем-нибудь спрашивала?
– О семье, о доме, о том, как часто я пишу им и шлю посылки с кофе и чаем.
– А у моряков нет своей системы почтовой связи, при которой посылки не приходили бы адресату через долгие месяцы наполовину растерзанными?
– Да, наши люди следят за этим.
– И она попросила тебя отправить посылку для нее?
Глаза Николая от удивления расширились, он стал похож на новорожденного теленка.
– Да.
– С чаем?
– Да.
– Посылка была уже упакована?
– Да. Но в последнюю минуту она передумала, и я ушел с пустыми руками. Вот тогда-то она и посмотрела во второй раз на меня так, будто я ее чем-то разочаровал.
– Когда вы встретились на «Полярной звезде», – Зина рассказала тебе, каким образом она очутилась на борту?
– Она просто сказала, что ей надоел ресторан, надоел Владивосток. А когда я спросил, где она достала билет профсоюза рыбаков, она рассмеялась мне в лицо и ответила, что купила, где ж еще она могла его достать. Правила на этот счет известны, но, похоже, они не для Зины.
– Она изменилась?
Николай долго подбирал слова, но все же был вынужден признать свое поражение.
– Вы сами должны были ее знать.
Аркадий решил поговорить о другом.
